Ирина Астахова - Бабочки в жерновах

Ланс не знал, чего ожидать, а посему его больше занимала мысль о возможной встрече с морскими и подземными. Боги, древние боги - это такая штука… Боязно как-то и непривычно для цивилизованного человека, привыкшего, что боги либо выдумка древних, либо идолы слаборазвитых народов.

Что ж, Эспит – остров, испытывающий на прочность не только разум, но и убеждения.

Боги… Боги, это даже очень любопытно, если вдуматься.

И по мере того, как Лэйгин шел по узкому темному проходу, пронизывающему скальную породу, у него не осталось ни сожалений, ни обид на коварных островитян, ни страха. Все эти чувства остались где-то на поверхности, там, где начинался новый день, второй день Летнего фестиваля.

«Жертва оказалась бойкая, опередила охотников на целые сутки», - ухмыльнулся Ланс.

Он ждал, что вот-вот выйдет из туннеля в пещеру, но этого не происходило. Только тьма сгущалась с каждым шагом все сильнее. И тут лампа внезапно погасла, и вечная ночь сомкнулась вокруг завозившегося в попытке снова зажечь свет археолога. Бесполезное занятие, сколько ни щелкай зажигалкой, сколько ни чиркай спичками.

- Нет, я так просто не сдамся! – строго сказал Ланс, запрещая себе бояться. – Я всегда могу повернуть обратно. Туннель-то прямой.

Он попытался опереться о стену, но рука не встретила препятствий, хотя еще минуту назад коридор был не шире шага взрослого мужчины.

- Шутки подземных, да? Эй! Я ведь все равно до вас доберусь, кто бы вы ни были!

Звук затух быстро, будто Лэйгин кричал в огромную пуховую перину.

Археолог для пробы сделал два шага вправо, затем четыре влево, подпрыгнул, пытаясь достать потолка, а потом присел и ощупал пол под ногами.

- Отлично! Просто отлично. Я стою на твердой поверхности, а вокруг пустота. Замечательное место. Можно уже начинать сходить с ума?

А чего убиваться-то? Жертва сама пришла, сама залезла на алтарь, осталось лишь прихлопнуть её какой-нибудь божественной мухобойкой.

Ответа не последовало. Здешние хозяева дали Лансу Лэйгину в полной мере насладиться всеми ужасами, которые совершенно бесплатно даровали ему сбитые с толку органы чувств. Чувствовать себя крошечной плодовой мухой на бесконечной сковородке – удовольствие маленькое.

А потом… Где-то недалеко пела женщина. На языке, казавшемся удивительно знакомым, только забытым. Смутное воспоминание из глубокого детства, из времени, которое люди обычно не помнят, из младенчества. Кто-то поет над твоей колыбелью, но ты еще не знаешь языка, только чувствуешь, как вместе с немудреной мелодией на мягких лапках подкрадывается сладкий-сладкий сон. А может быть, это вовсе не сон, а толстый серый кот, которого потом, спустя несколько лет пытался таскать за хвост. Так расплывчата, так неуловима эта далекая память, и хранится она на самом дне сундука вместе с полуистлевшей первой распашонкой…

Ланс, как завороженный, пошел на этот тихий голос, совершенно позабыв об осторожности.

Глава 15

Граница между сном и явью тоньше паутинки и крепче танковой брони. Все, кто хоть раз мучился от бессонницы, знают это. Сколько придумано мудреных способов засыпания – от стакана теплого молока до счета кошачьих хвостов, а пока разум сам не перешагнет невидимый порог, ничего не выйдет. Верно же и обратное: никакая сила не вырвет сновидца из когтей ночного кошмара. Не проломить невидимой стены, которая запросто исчезает от комариного укуса или природного зова мочевого пузыря.

Одно плохо – в глубинах сновидений невозможно понять, спишь ты или бодрствуешь. Когда Ланс вдруг увидел поющую девушку, то усомнился, что всё происходит наяву. Она сидела на каменном полу, в длинной тунике, простоволосая, а со всех сторон её окружали глухие стены. Девушку замуровали заживо и обрекли на медленную смерть. Но пока еще она была жива и скрашивала последние часы существования незатейливой песней о глупой рыбке. Храбрая маленькая девочка, похожая… Ланс никак не мог вспомнить, кого же она ему напоминает. Кого-то знакомого, кого-то…

Он позвал узницу, но она не слышала. То ли потому что это и в самом деле был сон, то ли из-за той апатичной отрешенности, которая подчас охватывает приговоренных к смерти. Уже перешагнув через порог бытия, покидая мир живых, лишний раз оглядываться как-то не хочется.

И тогда Ланс Лэйгин пошел дальше, подгоняемый странным желанием успеть, посетившим его внезапно и неумолимо погнавшим вперед.

Вперед, вперед, по широким ступенькам, через дверь, забранную крепкой железной решеткой, в обширное помещение, в котором самый несведущий угадал бы тюрьму. Толстые решетки, массивные замки и даже кандалы - не самое узнаваемое, нет. Место, где у людей отнята свобода - этот единственный дар, положенный каждому от рождения, до тех пор, пока тот своими поступками не докажет обратного, отличается от любого иного человечьего обиталища одним – запахом. Его не спутаешь с другими и не забудешь. Как бы чисто не убирались камеры, сколь бы ни были гуманны законы и беззлобны стражи, но здесь всегда будет витать этот острый, режущий ноздри дух отчаяния. Хоть залей всё духами, но хрена с два ты спутаешь тюрьму с любой другой обителью печали. Вот и Лансов нос не ошибся. Да, собственно, его и глаза не подвели. Хотя пришлось сморгнуть пару раз, на всякий случай. Гораздо труднее пришлось мозгу, дабы до конца уверовать - женщина в кожаном доспехе поверх туники и огромная серая собака - Лив и Перец. К слову, охотника на оленей признать было проще всего.

В тюремной караулке пахло именно так, как должно пахнуть по утрам в маленьком помещении, где хранится снаряжение и оружие охраны. Кожа доспехов, мужской пот, поношенные сандалии, оливковое масло, пролитое на пол вино, пожалуй, слегка подкисшее, и залежавшийся кусок лепешки, судя по всему, уже заплесневевший. И песья шерсть, конечно. Просто праздник для чувствительного носа, если сравнивать с ароматами, царившими там, в коридорах и камерах узников, особенно же в пыточной. Собачья подстилка пустовала – Перец был единственным счастливчиком, который мог покинуть храмовую тюрьму до конца празднеств. И вернуться обратно.

- Еще одна бесконечная ночь? – пошутила Лив, затягивая ремешки на кожаном панцире.

- И две монеты в кошельке, когда все закончится и нас выпустят в город, - зевнул стражник, которого она сменила. – Душно как, заметила? Что-то сна ни в одном глазу. Пойду напьюсь – Исил угощает.

- Происшествия?

- А! Ведьмы умудрились покусать друг дружку – всё неймется им. Господин Тай со своими бабами затеяли оргию напоследок, хоть уши затыкай, но это его право. Остальные не бузили особенно, разве что Лазутчик распелся под утро, но сейчас притих. Тебя, что ли, чует?