Оксана Панкеева - О пользе проклятий

Луч пляшет по широкой бронированной груди, нащупывая начатый разрез. Рев уже не прекращается. Тереза опять заводит свою латынь, но в глаз она все-таки попала…

– Кира! Отходи! – кричит где-то сзади Этель.

Одноглазый и хромой непобедимый гад неумолимо приближается, скользя на своих трех, он уже рядом, он занимает всю пещеру, горой возвышаясь над Кирой и очень неприятно напоминая Ольге сцены из «Парка юрского периода»…

– Кира! Хвост! – голос волшебницы срывается на визг, но Кира и не думает двигаться с места.

Луч медленно движется, продолжая начатый разрез, черная кровь брызжет фонтаном, рев переходит в сдавленный хрип…

Хвост появляется неожиданно. Он выныривает из темноты и движется, как кажется Ольге, прямо на нее…

Единственное, что может сделать насмерть перепуганная Ольга в состоянии полной паники – это нажимать на спуск, не целясь, поскольку времени целиться нет, авось благословение сработает…

– Кира! – истошно вопит Этель.

Хвост разлетается черными клочьями, тяжелый тупой обломок, похожий на камень, бьет Ольгу в плечо и она, вскрикнув, выпускает из рук оружие.

Гулко бухается о каменный пол громадная голова, от которой до сих пор валит пар, дергается в конвульсиях огрызок хвоста, крокодилья лапа скребет по полу…

И медленно, неестественно медленно, как в кино, оседает на пол Кира.

– Я ж тебе говорила! – отчаянно вопит Этель, проносясь мимо Ольги. Падает на колени у бездыханного тела отважной подруги и горестно произносит кратенький монолог, в котором единственное печатное слово – «молодежь».

Когда зал опустел, король подошел к помосту, полюбовался на головы Хаббарда и Альви, а также на разрубленного до пояса Хлафиуса, затем приблизился и внимательно осмотрел тела остальных, даже проверил пульс. Удовлетворенный результатом, он обернулся к Кантору и Элмару, терпеливо ожидавшим дальнейших распоряжений, и махнул рукой.

– Пошли.

– Пошли так пошли, – вздохнул Элмар. – Ну и как тебе?

– Больно, – проворчал Кантор.

– Потерпи немного, сейчас Шеллар всех магов соберет, и тебя полечат. Тебя не задело?

– Сам видишь. У меня хорошая кольчуга. А вот ваш король мне не нравится. Как он мог сломать стрелу, если она застряла в кольчуге? Она бы просто выпала.

– Тханкварра! – простонал Элмар. – Я так и знал! Я же ему говорил… Сейчас придем, раздену и посмотрю. Силком раздену, если опять начнет упираться. Он что, совсем ничего не чувствует?

– Я слышал, так бывает, – заметил Кантор, стараясь угнаться за размашистым шагом короля и его первого паладина.

– Я знаю, – проворчал Элмар. – Со мной тоже бывало. А как ты ухитрился заметить этих стрелков? Их же не видно было.

– Я не увидел, – пояснил Кантор. – Я услышал. Я очень хорошо слышу. Мне одно непонятно – почему Жак оказался без всякой защиты? Его что, не предупредили?

– Понятия не имею. Спросишь у Шеллара, если тебе интересно.

Король стремительно шагал впереди, на ходу отдавая краткие указания попадавшимся по пути людям. Начальнику стражи – убрать трупы из банкетного зала, распорядителю церемоний – прибрать этот самый зал, камердинеру – подать в королевские апартаменты вина и кофе, еще кому-то – немедленно найти мага и прислать к нему, высунувшейся на шум роскошной даме – убираться с глаз, и так далее.

Добравшись до своей гостиной, король рухнул в ближайшее кресло и сообщил:

– Что тебе сказать, Элмар. Ощутил я твое хваленое «высокое вдохновение». Дерьмо полнейшее, это из-за него я три раза промазал. И если хочешь знать, я жалею, что дал тебе слово. И жалею, что его сдержал. Если с Жаком что-то случилось, я тебе этого не прощу. И даже если не случилось, как я после всего этого посмотрю ему в глаза?

– Шеллар, – перебил его кузен. – Немедленно раздевайся!

Кантор тоже заметил, как потемнела ткань камзола вокруг обломка стрелы. Издали этого было не видно, но сейчас, вблизи, было совершенно ясно, что их подозрения очень даже обоснованы.

– Отстань, – резко ответил король. – Тебе не хочется говорить на эту тему, но придется.

– Тханкварра! – взвыл Элмар и распахнул на нем камзол, вырывая крючки и петли. – Шеллар, ты идиот! Посмотри на себя! Снимай немедленно! Я тебе говорил, что ты ранен, а ты мне голову морочил своей кольчугой! Это у тебя кольчуга? Где ты взял эту рухлядь? Да что ж ты за недотепа такой!

На рухлядь королевский доспех отнюдь не походил, и Кантору было не вполне понятно, как стрела могла пробить накладную пластину из драконьей кожи с такого расстояния.

– Элмар, успокойся, – недовольно откликнулся король, неохотно позволяя содрать с себя камзол вместе с портупеей и кобурой. – Мне не больно.

– Тебе не больно? – продолжал вопить принц-бастард, возясь с застежкой на горловине. – Придурок! Ты истекаешь кровью! Тебе что, жить надоело? Как она расстегивается? Впрочем, хрен с ней…

Он двумя движениями сломал пластину горловины, взялся двумя руками за ворот и, поднапрягшись, рванул. Непробиваемая шкура треснула, как старая холстина, с жалобным звоном посыпались звенья и крупная чешуя, а кольчуга развалилась почти до пояса. Кантор восхищенно покрутил головой и подошел поближе.

– Ай-яй-яй… – сказал он, увидев пропитанную кровью рубашку. – Отчего же так хлещет?

– Да вот, полюбуйся! – Элмар показал ему обломанный наконечник. – «Бабочка». Да еще он его сам себе вырвал, когда стрелу ломал. Как же тут не хлестать! Принеси из спальни каких-нибудь полотенец, что ли…

Кантор сбегал, порылся в шкафу и принес все белье, какое там было, на всякий случай, чтобы не бегать лишний раз. Элмар, ругаясь по-варварски, возился вокруг короля, который взирал на происходящее с растерянным удивлением, как бы все еще не в силах поверить, что это происходит с ним на самом деле. Элмар поймал, наконец сосуд, прижал пальцами и спросил:

– Диего, ты колдовать не умеешь? Хоть чуть-чуть. Я его долго не удержу, выскальзывает. И место такое неудобное… На палец левее и выше – и был бы я королем. Шеллар, тебе что, так хотелось, чтобы я бросил пить? Чего молчишь? Шеллар! Тебе что, до сих пор не больно?

– Уже больно… – растерянно ответил король. – А как же это получилось?

– А получилось потому, что кольчуга у тебя дерьмовая, вот как получилось. Где ты ее взял?

– В шкафу… – так же растеряно ответил король.

– И сколько она там пролежала? С самого переворота? И ее никто никогда не доставал, не осматривал, не чистил и вообще ничего не делал? О боги, надо же быть таким недотепой! Хоть бы меня спросил! Ее же попросту сожрала моль!

– Опомнись, какая моль?