Глен Кук - Черный Отряд

Опустилась вторая веревка, я привязался. Мы находились в пяти футах от верхушки, не в силах подняться выше. Солдаты выбрали слабину у веревок. Ковер скользнул вдоль Башни. Сверху спустили шесты, я ухватился за один из них.

Ковер рухнул вниз.

На секунду мне показалось, что я уже покойник, но тут меня потащили наверх.

Как нам сказали, на нижних этажах Башни идет ожесточенное сражение. Хромой, полностью проигнорировав меня, торопливо направился к сражающимся. А я распростерся на вершине Башни, невыразимо счастливый от того, что остался жив. Я даже вздремнул. Проснулся я наедине с северным ветром и бледной кометой, висящей над горизонтом, и отправился вниз, чтобы лично оценить эндшпиль великого замысла Госпожи.

Она победила. Из ворвавшихся в Башню мятежников уцелел едва ли не один из ста, да и те давно сбежали.

Сброшенные Ревуном шары вызвали эпидемию. Она достигла критической стадии вскоре после того, как Госпожа и я бросились в погоню за Душеловом. Колдуны мятежников не сумели вовремя распознать опасность, отсюда и бесконечные ряды мертвецов.

Тем не менее у многих врагов оказался частичный или полный иммунитет, и не все из наших сумели избежать инфекции. Мятежники овладели верхним ярусом.

План Госпожи в подобной ситуации предполагал контратаку Черного Отряда. Реабилитированный Хромой должен был поддержать ее солдатами, вызванными из Башни. Но Госпожи, которая должна была отдать приказ об атаке, на месте не оказалось, и в ее отсутствие Шепот приказала отступить в Башню.

Внутренность Башни была начинена множеством смертоносных ловушек, которыми управляли не только привезенные с востока солдаты Ревуна, но и бывшие раненые, которых прошлой ночью перенесли в Башню и вылечили при помощи магического умения Госпожи.

Все завершилось задолго до того, как я добрался до своих товарищей по бесконечным извилистым коридорам. Наткнувшись наконец на своих, я узнал, что опоздал на несколько часов. Они вышли из Башни, получив приказ выставить линию пикетов в том месте, где прежде стоял палисад.

Полночь давно миновала, когда я спустился ниже первого яруса. Я устал. Мне хотелось лишь мира, спокойствия, ну, может быть, гарнизонной службы в каком-нибудь городке… В голове с трудом ворочались мысли. Мне предстояло кое-что сделать, выдержать несколько споров и вступить в сражение с Капитаном. Он не захочет завершать предательством еще один контракт. Есть люди мертвые физически, а есть мертвые морально. Мои товарищи принадлежали ко вторым. Они меня не поймут. Ильмо, Ворон, Одноглазый, Гоблин – все они поведут себя так, словно я говорю на иностранном языке. Но все же имею ли я право их осуждать? Они мои братья, мои друзья, моя семья, и в пределах этого контекста поступали морально. Тяжесть решения легла на меня. Я должен убедить их в том, что существуют и более весомые обязательства.

Я ехал по хрустким лужам засохшей крови, переступая через мертвецов, и вел в поводу лошадей, прихваченных на конюшне Госпожи. Сам не понимаю, зачем мне потребовалось несколько лошадей, – наверное, у меня мелькнуло предчувствие, что они могут пригодиться. Лошадь, на которой ездила Перо, я выбрал по той причине, что мне не хотелось идти пешком.

Я остановился поглядеть на комету. Она совсем побледнела.

– Что, на сей раз не удалось? – спросил я ее. – Должен признаться, что я не очень разочарован, – добавил я с фальшивым смешком. Да и как иначе? Обернись комета вестником звездного часа для мятежников – как они в это верили, – я был бы сейчас мертв.

По пути к нашему лагерю я еще дважды останавливался. В первый раз, добравшись до остатков нижнего частокола, я услышал голос, негромко бормочущий проклятия. Повернув на звук, я обнаружил Одноглазого, сидящего перед распятой форвалакой. Он ровно и негромко что-то говорил на языке, которого я не знал, и настолько погрузился в это занятие, что не заметил моего появления. Не услышал он и того, как я через минуту удалился.

Одноглазый мстил за смерть своего брата Тамтама. Зная его, я не сомневался, что он растянет это удовольствие на несколько дней.

Второй раз я сделал остановку в том месте, где фальшивая Белая Роза наблюдала за сражением. Там она и осталась, совсем юная и безнадежно мертвая. Ее приятель-колдун, пытаясь спасти ее от насланной Ревуном болезни, сделал ее смерть лишь более мучительной.

– Вот и конец всему.

Я обернулся, посмотрел на Башню, затем на комету. Госпожа победила…

Но победила ли? Чего она, в сущности, добилась? Уничтожения мятежников? Но они превратились в орудие ее мужа, то есть еще большего зла. Именно он потерпел здесь поражение, пусть даже об этом знают только он, она и я. Предотвращено зло еще большего масштаба. Кроме того, идеалы мятежников прошли через очистительный огонь, в котором только закалились. И поколение спустя…

Я не религиозен. Не могу представить себе божество, которое хоть на секунду волнуют жалкие потуги и желания копошащихся где-то под ногами людишек. Рассуждая логически, существам такого порядка на это попросту наплевать. Но возможно, существует некая сила, стремящаяся к большему добру и порожденная подсознательными усилиями объединившихся в едином направлении разумов, и эта сила стала независимой величиной, по мощности превышающей сумму составляющих ее частей. Возможно, будучи порождением разума, она не связана оковами времени. Возможно, она способна видеть все и всюду и передвигает фигуры на доске таким образом, что события, сегодня выглядящие победой, закладывают камень в фундамент завтрашнего поражения.

Возможно, крайняя усталость повлияла на мое сознание, потому что на несколько секунд мне почудилось, будто я вижу картину будущего, вижу, как триумф Госпожи верткой змеей оборачивается назад и во время следующего прохождения кометы порождает ее гибель. Я увидел истинную Белую Розу, шагающую к Башне со своим флагом, увидел ее и ее защитников столь же ясно, как если бы сам находился в тот день рядом с ней…

Я пошатнулся в седле, потрясенный и охваченный ужасом. Потому что если это видение истинно, то я буду там. И если оно истинно, то я знаю Белую Розу. Уже целый год. Она мой друг. А я не принимал ее во внимание из-за физической ущербности…

Я погнал лошадей к лагерю. К тому времени, когда меня окликнул часовой, я накопил достаточно цинизма, чтобы позабыть о видении. Просто я пережил слишком много всего за один день. Личности вроде меня не становятся пророками. Особенно пророками своих противников.

Первым увиденным знакомым лицом оказалась физиономия Ильмо.

– Господи, ну и вид у тебя! – поразился он. – Ты не ранен?

Я смог лишь покачать головой. Он стащил меня с лошади, куда-то уложил, и это последнее, что я помню о нескольких следующих часах. Кроме того, что сны мои оказались столь же бессвязными и затерянными во времени, как и мои видения, и все они мне совершенно не понравились. К тому же я не мог из них сбежать.