Степан Мазур - Вектор Пути.

Меч резко подался немного влево, краям щита задевая летящий снаряд. Тот изменил траекторию и улетел под потолок, взрываясь над головой опешившей охраны. Двое охранников упали, пальцы остальных сдавили курки. Ответные очереди изрешетили всю троицу…

Пули растворялись в фиолетовой дымке, заслонившей не только Мёртво, но и его компаньонов. В руках Слабы загорелись огненные всполохи, собранная н а м е р е н и е м сила быстро разрасталась. Новый же шар Нежити впился в пуленепробиваемый щит одного из солдат в проходе и новым взрывом, помощнее первого, расчистил от охраны проход. Защитников стало меньше.

Меч чертыхнулся, отступая на шаг и чуть приседая, словно для упора. «Щит» его разросся, обхватывая с головы до ног иссиня-чёрной полусферой.

Старший Эмиссар расплылся в усмешке. Роли разобраны. Меч взял себе роль защитника. Кто защищается, тот уже проигрывает. К тому же численный перевес на стороне атакующих.

— Не шути со мной, Горе, или не переживёшь сегодняшний день. — Бросил через плечо Меченый, не сводя взгляда со Слабы.

Макс с Василием непонимающе повернули головы к стене. Из неё, как из портала, показался бородатый наместник Кавказа с заготовленным потоком с и л ы в руках. Серебристое облачко готово было сорваться с рук в любой момент.

Максим с Васей переглянулись. Неприятное ощущение, когда кто-то создаёт ситуацию, в которой от тебя ничего не зависит. Этого не любил ни мозг структуры, ни мастер нитей вероятности. Потому последний закрыл глаза и прижал лоб к полу. Заставил себя в л и я т ь.

Огненноподобный и серый шары сорвались с рук Эмиссаров… и растаяли, не долетев до чёрного щита. Горе прижало к стене, сдавив горло незримыми руками. Нежити с Мёртво как по мешку с песком на плечи положили, оба припали на колени, покраснев лицом и тяжело дыша. На ногах остался лишь Слабо, но влиять старый Эмиссар больше ни на что не мог.

В кабинет неторопливо вошла Лилит, вплыла как лодочка, встав между Слабой и Мечом. Рыжей девы не касалась вода. Локоны на плечах оставались сухими.

Остатки стола улетели к противоположной стене, разбиваясь в щепки. Макс с Василием без боязни подскочили, стараясь не упускать деталей дальнейшей картины. Страх, минуты назад поедающий с хлебом, как ветром сдуло. Остался только жуткий, несвойственный обоим интерес.

Меч убрал щит и, кивнув матери, тяжело выдохнул.

Расчищенное место объяло синим огнём, словно горел газ. Идеально ровный круг огня расширился до двух метров в диаметре и металлический пол под ним словно перестал существовать. Вася после был готов поклясться, что всё помещение окутало глубиной, несвойственным ему объёмом. А в круге огня полыхнуло красным и в сотворённом пространственном портале показались чёрные земли. Огонь того мира взвился под потолок, шипя остервенело на падающую воду. Послышался гулкий, отдалённый грохот и такие неистовые крики, от которых в пору было седеть.

Лилит повернула ладони к потолку. Двадцать два тёмных шарика вспыхнули над руками немедленно. Души проклятых архонтов поплыли к столпу огня и зависли над центром круга. Стоило Лилит опустить руки, как все шарики посыпались в портал.

Ни Макс, Ни Василий не решились бы спорить, на какой этаж ада Лилит закинула чёрные души. Наверняка закон возмездия брался отыграть своё сполна.

Лилит красноречиво перевела взгляд на притихших Эмиссаров. Слабо, побелев лицом, покорно припал на колено. Через секунду всех четверых не стало. Следом исчез пылающий портал и Лилит пошла к выходу. Но если бы кто из охранников пришёл в себя, то с уверенностью мог бы сказать, что из кабинета никакая рыжая женщина не выходила.

Меч кивнул Васе с Максом и исчез вслед за матерью.

Кабинет погрузился в тишину. Сигнализация перестала слать на голову литры воды.

Макс ткнул Васю под рёбра пальцем.

— Ай, — обронил Вася, повернувшись.

— Вот тебе и ай, — просто добавил Максим. — В какой бункер не прячься, ад своих найдёт. Давай, что ли на природу переедем, к солнцу поближе. Там лучше думается. И мысли светлее.

— А-а, — протянул Вася. — Светлыми помыслами на билет на верхние этажи хочешь заработать?

— Да. И тебе лестницу спущу, — хихикнул Макс и закашлялся.

Оба ощутили, как резко не хватает в помещении кислорода. Огонь в помещении горел совсем не воображаемый.

— Погоди, а ведь Савва не нападал, — подметил Василий.

— Думаешь, нарочно?

— Надо прикинуть все варианты.

— Хорошо, выбираемся.

Миромир стоял у постели, водя рукой от макушки до сердца и обратно. Руку обдавало холодом, пальцы скрючивало, но намерений своих не изменял, продолжал прямую прокачку в тело. Основные энергетические каналы наполнились энергией до краёв. Приятное тепло должен был ощущать Сёма… но он не ощущал ничего. Сердце искусственно билось, лёгкие искусственно сокращались. Поддерживаемая жизнь, за которую борются.

Сёма стоял рядом с телом и смотрел то на рыжего полубога, то на самого себя на постели. Миромир до того ослабел в бесплодных попытках, что не замечал его присутствия. Он вообще ничего не замечал, изо всех сил старясь хоть раз в жизни сдержать данное слово. Обещание, данное племяннику.

Левая рука тела была сплошь истыкана иголочками. Кожа, ставшая одним сплошным синяком, разлилась синевой от пальцев до плеча. На правом плече стоял горячий травяной компресс, ниже под ключицей стояла капельница. Капали что-то сосудорасширяющего свойства, надеясь если не вернуть мозг к нормальной деятельности, то хотя бы помочь самовосстановлению. На лице кислородная маска, среди мягкого света, мигают красными глазками-вампирчиками приборы. Хорошо, что нет раздражающего пиканья. Оно где-то там, на посту в коридоре. Не даёт спать персоналу. Да они и не спят, столпились возле двери и ждут. Полубог запретил всем входить.

— Не воскресай меня, Миромир. Я понаделал слишком много ошибок в жизни, — сказал Сёма вслух, но слова скорее прозвучали где-то внутри. Тонкое тело, свободное от плоти, звуков издавать не могло. Новый, странный мир ощущений накатывал волной дежа вю. Вроде всё новое, а вроде такое знакомое. Это уже было. Было много раз.

Память тела старалась сопоставить приобретённый по жизни опыт с новыми условиями, но получалось не очень. Мозг, как мост, адаптирующий два мира, отключился. Не осталось якорей. Одной волей заставлял себя держаться рядом с телом и думать, вспоминать, размышлять, создавая искусственные привязки.

— Да, я любил. И продолжаю любить. Это, пожалуй, лучшее из того, ради чего стоит жить. Но мы же как цунами накатили на всё, что казалось не правильным. Набросились, принимаясь крушить, менять, учить, где-то даже насаждать. Каждый в какой-то период жизни мечтает создать что-то лучше. Но мы не мечтали, мы просто действовали. От слов к делу через всё ту же кровь, возмездие, устрашение… Нет, я не жалею. Повторил бы всё в точности. Ни одного хорошего человека я не убил, всё какая-то мразь попадалась или совсем нелюди. Но кто ставил меня карающим? Сам. Только сам. За идею, за идеалы, за светлое будущее, как бы это не звучало. Но, делая что-то, всегда делай на сто, на двести процентов. Я опустил руки, расслабился, посчитав дело сделанным. И вот результат. Я мёртвый на кровати, а ты заставляешь меня снова жить. Зачем мне возвращаться в эту боль? Кто ты мне, если для тебя это так важно — дать мне новый шанс, новый пинок. Сменить мне батарейки и заставить ещё поработать…