Наталья Турчанинова - Колдун из клана Смерти

«Что с тобой?!» — вскрикнул в голове голос Словена, и в спальню запрыгнул огромный серый волк.

Фэри не могла ответить. Не замечая, что впивается в шелк ночной рубашки, разрывая его, девушка кричала.

…Знакомый до последней аллеи сад был заметен снегом. Мягкие пушистые волны сугробов лежали у стволов старых лип. Мраморные статуи стояли под жгучим морозом, улыбаясь солнцу. А на их обнаженные тела падали отсветы живого огня.

Паула видела человеческую фигуру, объятую пламенем. Лицо, запрокинутое к небу, сведенные судорогой пальцы… Крик, рвущийся изо рта мужчины, был ее криком. А его боль жгла ее.

— Нет! Н-е-т!!

Ослепшая от горя и жгучего прикосновения огня, она бросилась вперед, желая только одного — прекратить эту пытку, остановить, спасти его…

— Алекса-андр!!!

Тяжелые лапы ударили Паулу в грудь, и она упала навзничь, придавленная к ковру весом огромного скалящегося зверя.

— Опусти меня! — закричала фэри. — Он там… под солнцем! Он умирает!

Мраморная нимфа протягивала венок из лавровых листьев, собираясь увенчать им победителя. Охваченная огнем фигура опустилась перед ней на колени.

— Маэстро! Нет! Не надо!!

Он не слышал ее, а если и слышал, не мог ответить.

— Пусти меня! — заорала фэри в оскаленную волчью морду, и Словен неожиданно выпустил ее.

Девушка вскочила, спотыкаясь, бросилась к столу, с грохотом выдернула ящик, разбросав его содержимое по полу. Схватила лист бумаги. Ломая карандаши, принялась лихорадочно рисовать. Заснеженный парк, статуи, огонь…

— Подождите! Сейчас! Я помогу!

Сила, которая была должна заполнять линии, рвалась, ускользала, таяла. Рисунок оставался пустым. Со смертью Паула справиться не могла. Никто бы не смог. Быть может, только Леонардо.

Пламя, бьющее в ее лицо, угасло. Тело учителя медленно осыпалось пеплом.

— Нет… — шептала фэри, продолжая рисовать. — Нет… невозможно.

На ее руку, сжимающую карандаш, опустилась ладонь Словена, заставляя прекратить бессмысленные попытки спасти маэстро.

— Все, — сказал он тихо.

Мраморные статуи, черные деревья и серый пепел как тень на белом снегу. Это было даже красиво.

Паула медленно опустилась на пол, прижалась лбом к ножке стола и закрыла глаза. Из-под опущенных век потекли слезы. Оборотень замер рядом…

Едва стемнело, вриколакос отвез ее к особняку Александра.

Паула сидела в «ламборджини», чувствуя, как ее душа медленно леденеет. Она будто оцепенела, не ощущая ни боли, ни отчаяния. Только где-то на грани сознания сохранялась крошечная надежда на то, что все увиденное — всего лишь дневной бред, и маэстро ждет ее, как всегда, в кабинете с испанским пейзажем за окном.

Машина остановилась возле кованой ограды. Словен открыл дверцу, помогая девушке выбраться. Ветер осторожно перебирал волосы на ее непокрытой голове и холодил щеки.

Паула бежала по узкой дорожке, ведущей от калитки в глубину сада. За спиной негромко поскрипывал наст под ногами вриколакоса.

Вот, слева, несколько ледяных скульптур. Они переливались под светом фонарей, словно вырезанные из огромных кусков хрусталя. Миниатюрный дворец, раскидистый дуб — точная копия дерева, стоящего рядом, лебедь… За густыми кустами жасмина — широкая чаша выключенного на зиму фонтана.

Тропинка свернула, показались белые колонны одного из портиков. Фэри остановилась, собираясь с силами, чтобы сделать следующий шаг…

Статуи смотрели на нее слепыми мраморными глазами. На их тела падали кружевные тени ветвей. Бархатная темнота укрыла сугробы. Темное небо искрилось волшебными ночными огнями, и нимфа в венце из сверкающих звезд над головой казалась царственно прекрасной.

Паула медленно опустилась на колени у ее ног.

Тонкий слой пепла не разметал ветер, и не засыпала пороша. Девушка протянула руку, касаясь пальцами серых хлопьев, таких же холодных, как снег. В ее голове звенела одна-единственная мысль: «Кто?.. Кто убил его?»

— Я ничего не чувствую, — произнес Словен, тихой тенью вставший рядом.

Прошло много времени. Вокруг уже несколько минут звучали встревоженные голоса, испуганные вопросы, гневные возгласы. Вскрики, громкий шепот, несколько всхлипов. И только Паула, никого не замечая, молча продолжала смотреть сухими глазами на то, что осталось от учителя.

«Он защищал всех нас, а себя — не смог. Его некому было защитить». В ее судорожно сжатом кулаке, обжигая кожу, таял снег, смешанный с пеплом. Фэри казалось, что горе отнимает у нее голос и мысли, все ниже пригибает к земле. Непосильная ноша для ее плеч. Она не знала, не могла подумать, что Александр занимал так много места в душе. Без маэстро там осталась одна пустота и крошечная искорка отчаяния, теряющаяся в ней.

За спиной послышались торопливые шаги. Кто-то шел, расталкивая всех, попадающихся на пути. Остановился возле девушки, схватил за плечи, рывком поднял и крепко прижал к себе.

— Паула, тебе не нужно здесь быть, — произнес над ухом знакомый, хрипловатый голос. — Пойдем.

«Гемран», — устало подумала фэри. Она нетерпеливо шевельнула плечами, чтобы освободиться, но музыкант не выпускал, продолжая настойчиво тянуть за собой. И она сама не заметила, как позволила увести себя. Все дальше и дальше от белых статуй, с ледяным равнодушием взирающих на пепел у своих постаментов.

Глава 26

Судья

Родственники это всего лишь скучнейшая группа людей, которые не имеют даже отдаленного представления о том, как нужно жить и ни малейшего чутья насчет того, когда нужно умирать.

Меня разбудил громкий тревожный голос.

— Дарэл. Проснись! Дарэл!

Я открыл глаза и увидел испуганное, бледное лицо Виттории.

— Что случилось?

— Отец! Ему плохо! Он зовет тебя… Пожалуйста, скорее!

Ревенант лежал на диване в кабинете. Рубашка на его груди была распахнута, кожа покрыта липким потом, вокруг глаз выступили черные круги, дыхание со свистом вырывалось из перекошенного рта. В воздухе плавал густой запах валокордина. Отголосок чужой боли рванул мою грудь, но я тут же отключился от нее. Сердечный приступ.

— Скорую уже вызвали, сейчас они… — залепетала Виттория, но я не слушал ее. В моей голове зазвучал голос ревенанта.

— Дарэл… смотри… посмотри…

Влажные холодные пальцы попытались сжать мое запястье, и я увидел картину, всплывающую в его памяти.

Темная улица залита дождем. У мусорных баков стоит темно-синий «бентли». Из открытого окна со стороны сиденья водителя вылетает красный огонек сигаретного окурка. Дверца открывается и из машины вылезает высокий мужчина. В темноте я очень ясно вижу глаза, светящиеся яркой зеленью.