Вероника Иванова - Нити разрубленных узлов

— Наваждение прошло?

Он так называет помешательство, охватившее меня с головы до ног?

— Ага. Надеюсь, что прошло.

Хотя чуточку вру: в самом начале мне было хорошо, куда лучше, чем теперь, ведь не приходилось думать. Вообще ни о чем. Полнейшая пустота там, куда хотя бы изредка должна заглядывать такая дама, как воля. Получил приказ — и в бой. Жизнь настоящего солдата, разве она не хороша? Обо всем позаботятся командиры, твое же дело только рубить и колоть. Красота! Когда я жил именно так, тревог и забот точно не знал. А что, если сегодня, всего несколько минут назад, мне выпал шанс все вернуть обратно? Шанс, от которого я почему-то поспешно отказался?

Пламенные речи зажгли огонь в моем сердце, оно подчинило себе тело и разум… Ненадолго, однако. Стоило командирскому гласу стихнуть так не вовремя, началось нечто куда более интересное. Словно кто-то старательно расчистил в моей голове целое поле, а дом возвести забыл. Успел только выкопать глубокую яму, с краев которой тут же начал осыпаться песок, погребающий под собой все полученные наставления. Безвозвратно? Кто знает.

Нет, впечатлений слишком много, чтобы начинать их осмысливать прямо сейчас. Когда-нибудь позже. В другой раз. Единственное, стоит убедиться:

— Там на дворе пошалил один из ваших?

Лицо мальчишки брезгливо перекосило, но лукавить он не стал:

— Да.

Что ж, вот я и испытал силу демона на себе. Хороший опыт. Жесткий. Такой, как надо. Плохо, что теперь нужно принимать решение.

— Не причиняй ей вреда.

— Боюсь, именно это придется сделать, чтобы вред не добрался до меня самого.

Немного невинной лжи не помешает. В конце концов, все лгут, чем я хуже?

Видимо, мой ответ показался демону вполне искренним, потому что повторения просьбы не последовало. Зато прозвучало что-то весьма похожее на угрозу:

— Если ты дотронешься до нее, я убью себя. Знаешь, что случится потом?

Если дотронусь? Хм. А если первой это сделает Лус? Вернее, уже сделала: прижалась своей спиной к моей, то ли ища защиты, то ли спасаясь от холода.

— Я здесь не один.

— Только не для меня.

Намек на то, что телом девушки он не собирается воспользоваться? Зачем тогда хочет сохранить его в целости?

— Какое тебе дело до нее?

— Она кое-что для меня значит.

— Ты же демон, что для тебя может значить человек?

Он не ответил. Осекся, едва раскрыв рот. Но даже если бы произнес то, что хотел, легче бы мне от этого не стало.

Нужно что-то решать, и как можно скорее, ведь до утра ждать меня никто не станет: через пару-тройку минут явится очередной претендент на искупление грехов.

Я все еще могу сделать то, зачем пришел в эту комнату. Если, конечно, удастся отмахнуться от демона-недоростка и избежать его покушения на мою душу. Потом вернуться во двор, дождаться окончания церемонии и… И непременно попасть под очарование новой проповеди, которая призовет меня и моих товарищей по несчастью на подвиги во имя невесть кого и чего.

Правила игры изменились, а новые мне не нравятся. Я готов изображать послушание и преданность, готов даже по собственной воле уверовать в праведность командира, но сегодня верховный бальга Катралы перешел грань чести. Его слуги согласны были пойти за ним и ранее, зачем понадобилось насилие над сознанием? Или он боялся отказа, а вместе с ним открытого неподчинения, или…

Второй вариант намного жизненнее, но тем и омерзительнее.

Иакин Кавалено заранее обрек своих людей на заклание. Приговорил к смерти, а приговор может быть исполнен в любое мгновение, как явственно показала публичная казнь неизвестного мне предателя. Да, блондин намерен начать войну, но победителей в ней не будет. Вообще никого не останется. И что же делать? Последовать за бальгой в надежде ускользнуть прочь, когда станет слишком жарко?

Слишком мало шансов. Одержимый прибоженный — сильное оружие. Возможно, непобедимое. Хотя это предположение можно проверить.

— Ты слышал проповедь на дворе?

Демон кивнул.

— И что скажешь? Твое сердце она тронула?

Он ответил не сразу, видно, задумался о чем-то своем.

— Да. Но не так, как твое.

— Объясни.

Похоже, он понял, почему я спрашиваю. Понял раньше меня самого.

— В этом теле нас двое. И тот, который… человек, сейчас почти отсутствует. Его плоть откликнулась на слова, но хозяином остался мой разум.

— Значит, твою голову проповедник не свернет на сторону?

Демон криво улыбнулся:

— Да. В отличие от любого, кто войдет в эту комнату после тебя.

Кто-то, выполняющий приказ и не видящий преград на своем пути. Воин без сомнений и колебаний. Смогу я справиться с таким? Может быть. С одним. С двумя. С тремя. А дальше? Тех, кто остался во дворе, многовато для меня одного.

Для одного…

Это безумие. Но это самый лучший способ остаться сегодня в живых.

— Твое предложение еще в силе? То есть угроза.

Он растерянно приподнял брови:

— О чем ты?

Я встал с кровати и подошел к всемогущему, но одновременно бессильному чудотворцу, запертому в клетке измученного детского тела.

— Ты грозился себя убить. Это ведь сработает только со мной, верно? Все прочие охотники до женского тела — недокровки, и им твои слова покажутся чем-то вроде бессмысленной шутки.

Он кивнул:

— Да, у меня только один шанс. Ты.

— Почему не она?

— Не смогу. Ее сознание лишено желаний.

— Так в чем дело? — Я повернулся к кровати, на которой все еще сидела дрожащая от холода и неизвестности девушка. — Лус Кавалено, не хотите чего-нибудь пожелать?

— Не надо. — Его рука с ломаными пальцами коснулась моей.

— Почему?

— Не получится.

Я сам понимал, что другого выхода нет. Но помимо правильности предстоящего выбора в двух шагах от меня стояло и кое-что другое. Стояло и торжествующе скалилось.

Я ведь сейчас на волосок от того, чтобы исполнить свое желание.

Свое.

Заветное? Или просто какое-нибудь? Все что душе угодно?

Если бы! Нет, мне нужно пожелать чего-то, способного помочь выжить. И нельзя ошибиться ни на одно слово.

Какая жестокая насмешка… Заполучить в свое распоряжение величайший дар этого мира — и вместо свободы оказаться вдруг в тесной тюремной камере. Нечестно! Почему всем прочим никто не устанавливает границ? Почему любой полудурочный пастух из Блаженного Дола может действовать по собственному разумению, по сиюминутному наитию, а мне отказано в такой малости? Мы дадим тебе силу сокрушить врагов, но, будь добр, поставь свою подпись под сотней бумаг и принеси сотню клятв, связывающих тебя по рукам и ногам. Чем я заслужил такое наказание?