Вероника Иванова - Право быть

В какой-то мере. И если это единственная причина, то… Все предельно просто.

Лунное серебро, превращенное в жидкость магией, приобретает только подобие жизни. Пробравшееся в плоть вместе с водой или пищей, оно не получает даже подобия и, когда осознает безысходность своего положения, охотно помогает живому существу сойти с ума и покончить с собой, чтобы… Попробовать начать все сначала и надеяться на удачу. А в моей крови серебро получило возможность именно жить. Оно разделило со мной мою жизнь, мои чувства, мои ощущения и впервые стало по-настоящему живым. Но старые привычки слишком сильны, и когда раздался братский, или, вернее сказать, сестринский, зов, зверек откликнулся, не понимая, к чему приведет доверчивость. А потом…

Я ведь чувствовал: с ним происходит что-то неладное под пристально-черным взглядом Ка-Йен. Я остался узником, а серебро освободилось? Похоже. Но от чего? Иглы по-прежнему сидят в моем позвоночнике, значит, память осталась при зверьке. Больше не отвечает говорящей? Может быть, потому, что свободу получило сознание серебра? Свободу от слов, окончательную и бесповоротную?

И словно подтверждая мои предположения, женщина произнесла:

— Оно больше не говорит со мной. Но оно все-таки слышит и, значит, способно получать и исполнять повеления. Можешь считать, тебе повезло, а вот твоему другу…

Она встала и подошла к Боргу, застрявшему где-то на границе между сном и небытием.

— Ему повезет меньше.

Полы накидки чуть раздвинулись, пропуская вперед затянутые в перчатки кисти рук.

— Эй, проснись!

Приказ заставил вздрогнуть даже меня, хотя предназначался другому, а по телу великана прошла отчетливо заметная судорога. Веки Борга раскрылись резким и наверняка болезненным рывком, но рыжий не попытался встать или вообще шевельнуться. Пробует оценить обстановку? Скорее всего. Хотя могу себе представить, что он чувствовал в момент пробуждения, попрощавшись с сознанием и вновь вернувшись в мир по приказу одного и того же господина.

— Я нечасто доверяю своего питомца чужим рукам, но следующего восхода луны ждать несколько дней, а держать тебя в глубоком сне дольше опасно, вдруг и вовсе не проснешься, поэтому…

На левой ладони женщины замерцала горсть лунного серебра.

— Это ничуть не больно, не бойся. Всего лишь холодно.

Крупинки струйкой потекли из одной ладони в другую, потом обратно, двигаясь словно по собственной воле, все быстрее и быстрее, пока не стало казаться, что они слились воедино, превратившись во что-то вроде ленточки или… Змейки.

— Но такой большой и сильный мужчина не боится холода, ведь верно?

Она накрыла одну ладонь другой, а когда убрала в сторону, змеи не было, оставалась прежняя горсточка серебра.

Женщина чуть нагнулась над лежащим Боргом и дунула, сдувая крупинки с ладони, словно пыль. Вот только пыль норовит повисеть в воздухе подольше, а не устремляться вниз к лежащему телу, подобно оголодавшему гнусу…

Прошло еще одно мгновение, и раздался новый приказ:

— Встать!

Тело великана заходило ходуном. Иначе и быть не могло, ведь за время лежания мышцы утратили часть своей боеготовности, но Борг поднялся на ноги быстрее, чем я приготовился ждать, зато вены на его лбу угрожающе вздулись то ли от натуги, то ли от…

— Сопротивляться бесполезно. Этим ты только добавишь себе боли, но не избежишь угодного мне результата.

— Что ты… со мной… сделала? — пересохшими губами прохрипел рыжий.

— Ты не поймешь.

Она подошла совсем близко к Боргу и щелкнула его пальцем по носу, а великан даже не смог шевельнуться, не говоря уже о том, чтобы поймать руку насмешницы.

— Я бы и дальше позволила тебе спать, до самой смерти, но видишь ли, в чем дело… Нужен присмотр за твоим другом. Я бы и сама справилась, только у меня есть много других забав, на которые я трачу свои силы с куда большим удовольствием.

На пол упала связка ключей.

— Открывай замки, бери своего друга за шиворот и следуй за мной.

«Шиворот» оказался не красным словцом, а тщательно исполненным способом доставки тела заключенного в угодное тюремщице место. Присутствие или отсутствие духа во внимание, разумеется, не принималось. Борг сгреб пятерней полотно на моей спине, превратив рубашку в пеленку, стесняющую движения, и, легко удерживая меня на ногах, потащил прочь из комнаты. Довольно неудобно, даже немного стыдно чувствовать себя ярмарочным болванчиком в руках дюжего кукольника, но сопротивляться было бы бессмысленно, да и…

Меня куда больше занимало азартное желание увидеть, где и как обитает говорящая с серебром. Однако пейзаж за стенами дома оказался все тем же, что и на берегах озера, и если бы я поспорил на этот счет с собой, то непременно проиграл бы.

Хотя… Могло ли быть иначе?

Нить, не принадлежащая плоти ни одного из живущих драконов, — разве это не лучшее место для безмятежного бытия? А каждый, кто рискует ступить на белый песок, становится послушным исполнителем желаний здешней хозяйки. Как, видно, и произошло с полевым агентом, отправившимся сюда по собственному капризу или выполняя приказ. Можно ли победить того, кто любого твоего воина, самого сильного и самого преданного, может заставить не только выдать все тайны, но и обратить оружие против прежнего господина? Нет, Ксаррон, и тeбе не справиться с серебряной напастью. Твои посыльные сгинут на песчаных берегах, а ты сам не сможешь сюда прийти, ведь эта Нить не подчиняется воле драконов.

Дом, толком не рассмотренный мной изнутри, снаружи выглядел вполне обычно, как выглядит добрая половина сельских строений в Западном Шеме, — добротный, не особо громоздкий, но просторный, можно даже сказать, простирающийся, потому что недостаток высоты успешно восполнялся протяженностью. Деревянные стены, деревянная же крыша без следа морения… А впрочем, нужны ли на берегах серебряного озера хоть какие-то ухищрения, призванные сохранить дело рук человеческих на долгие годы? Здесь никогда не идут дожди, не сменяются времена года, не живут ни звери, ни насекомые, да и люди нечасто заходят. Даже кровь не смогла ржавчиной разъесть кандалы. Все, что окажется в стране белого и черного, сможет существовать вечно. При одном условии. Ecли откажется от своей свободы в обмен на чужую.

Шурх, шурх, шурх. Белый песок, белое небо, вечный свет незаходящего, но невидимого солнца. Должно быть, здесь невыносимо скучно жить… Бедняжку стоило бы пожалеть. Вот только она сама, похоже, жалости не знает, потому что все ускоряет и ускоряет шаг, словно стремясь побыстрее… Добраться до кромки леса.

Лес? Откуда он взялся? Еще минуту назад впереди висело неподвижной кисеей все то же белое марево, а теперь через него просматриваются тонкие росчерки стволов и веток. Безлистных, но вполне настоящих, а это значит… Мы идем к границам Нити.