Лис Арден - Алмаз темной крови. Книга 1

— Камня в городе нет, — эльф, казалось, пропустил слова друга мимо ушей и разговаривал сам с собой. — в этом я уверен. Не понимаю… зачем он ратману? И где он его спрятал?

— У господина Мираваля большие возможности, — усмехнулся Сыч, — может, он возжелал еще больших?

— Все спорите? — к разговаривающим присоединился Арколь, с грохотом придвинув стул и усевшись рядом с ними. — Надоела мне эта невнятица. Чего вы с ним цацкаетесь? он же врет, как сивый мерин. В глаза не видел? а за что тогда подводу золота отдал? за новую мантию на рыбьем меху?!

— Не горячись, мэтр Арколь, — успокаивающе проговорил Сыч, — не стоит спешить. Как бы то ни было, сейчас камня в городе нет. И вообще, так сразу Сириан его не продаст, за какую угодно цену, сначала выждет, старый лис, принюхается… М-да… припозднились мы. Хэлдар, я так понимаю, в третий раз ваши короли просить не станут.

— Не станут. — эльф даже усмехнулся, представив лица королей, просящих в третий раз.

— Ну и хорошо. Сами разберемся, без эльфийских церемоний. Ты с нами?

Эльф отрицательно покачал головой.

— Нет.

— Ясно. И куда на этот раз?

— На Иста-Ксиа-Утль.

Оба собеседника уставились на эльфа — так, как будто он сказал, что побывал за Краем Света.

— До войны Безумного Солнца чтитланы поклонялись идолам и у одного из них — если только летописец не лжет — глаза были из черно-прозрачного камня, сверкающего подобно алмазу и способного порождать молнии.

— Ну и что? — возмутился Арколь. — Храмы чтитланов сравняли с землей более полувека назад! Не веришь мне, спроси у Лиусса. Там даже руин не осталось!

— Я знаю. Но остались жрецы.

Арколь открыл было рот, чтобы снова возразить, но, вспомнив, кем был Лиусс до бегства с Иста-Ксиа-Утль и призвания к детям Лимпэнг-Танга, закрыл его и закусил губы.

— И весьма вероятно, что они сохранили свои реликвии… не все. Но попытаться стоит. — эльф вздохнул, допил бывшее в бокале вино.

— Ясно… — орк кивком головы подозвал слугу. — Эй, у нас вино закончилось, а на столе хоть пляши. Давай-ка исправь это недоразумение, да поживее. Ну а ты, мэтр Арколь, куда намылился? зря, что ли, коня торговал?

— Домой, — и Арколь улыбнулся. — В Ирем. Засиделся я в бродячих подмастерьях, пора учиться… дальше. Замену я себе подыскал, переманил одного замкового шута; даровитый мальчик, далеко пойдет. А ты куда, Сыч?

— Тоже домой. Весна нынче затяжная, холодная, надо за пчелами присмотреть.

Все трое переглянулись, Сыч наполнил бокалы терпким арзахельским вином и сказал:

— Что ж… игра еще не закончена. И кому-то из нас придется ее доигрывать… пожелаем ему удачи. — и поднял бокал.

Глава пятнадцатая. Благодарность господина ратмана

Как и предсказывал старик Арчеш, зима оказалась ранней, скорой и тяжелой на руку. За какую-то неделю холодный воздух, пришедший не иначе как с глетчеров Краглы, изгнал остатки осеннего тепла, дочерна сжег оставшиеся на ветвях листья и выстудил дом. Это было неслыханным делом, но топить — по крайней мере в покоях Амариллис и старика Мираваля — приходилось дважды, утром и вечером; нелишними оказались и драгоценные меха, привезенные Риго уже после первых снегопадов. Он приезжал достаточно часто, чтобы Амариллис не чувствовала себя заброшенной и нелюбимой, постоянно привозил подарки — и дорогие, как сюрко, подбитое серебристым соболем и отороченное похожим на северное сияние мехом белой лисы, или зеркало, сделанное из полированной пластины девственного серебра и оправленное черным золотом, и просто забавные, вроде говорящего попугая из нильгайских лесов. Этот зелено-желтый тип восседал в серебряной клетке с важностью императора, клевал только отборные пшеничные зерна и очищенные от коричневой кожицы лесные орехи, а выражался так, что портовые грузчики умерли бы от зависти. К Амариллис Перышко сразу же проникся доверием, вылезая из клетки, без церемоний усаживался к ней на плечо, похлопывал крылом по щеке и что-то поваркивал на ухо. А вот кого он резко невзлюбил, так это почтенную экономку: едва завидев ее, бил крыльями, шипел, чуть ли не плевался, а потом разражался целым потоком отборной ругани, а однажды так даже нагадил бедной Клеми на чепец.

Когда срок Амариллис перевалил за половину и ее симпатичный кругленький животик стал заметен даже в просторной зимней одежде, Риго привез целый сундук тканей — тонкого полотна, нежной фланели, рулон суртонского шелка, и госпожа Мираваль засела за рукоделие. Праздничная рубаха для Арчеша была к этому времени давно готова и вызвала немало восторженных охов и ахов у всех обитателей Серебряных Ключей, вслед за ней Амариллис принялась вышивать воротник мужу — золотом на вишневом бархате, и, завязав последний узелок и припрятав рукоделие до дня рождения Риго, принялась за шитье маленьких, на вид совсем игрушечных вещичек — платьиц, штанишек, чепчиков, а одна из служанок рядом с нею кроила и подшивала пеленки.

Время в Серебряных Ключах текло тихо и спокойно, как река подо льдом. Амариллис просыпалась, заслышав шаги служанки, пришедшей растопить камин, высовывала нос из-под одеяла и тут же прятала его обратно; по комнате тянуло морозным запахом дров, фыркала береста и пламя начинало потрескивать так весело, что девушка наконец не выдерживала и вставала. Одевалась — пока что сама — и садилась поближе к огню завтракать. Теперь на ее аппетит не мог пожаловаться сам Сириан Мираваль; в первые приезды он очень уж убивался, видя бледное, осунувшееся личико невестки, присылал ей самые невероятные лакомства (вроде варений из нильгайских фруктов или нежно-розовой вяленой рыбы из Северных морей) и заметно расстраивался, когда она отказывалась их есть. Теперь же за один присест Амариллис съедала столько, сколько прежней танцовщице Лимпэнг-Танга хватало на весь день, а то и на два; она полюбила сваренную на сливках пшеничную кашу, щедро политую медом и маслом, густые супы, сваренные из нескольких сортов мяса, с пряностями и овощами, знаменитый «сыр под одеялом», который мастерски готовила экономка — конверт из румяного хрустящего слоеного теста, где нежился в тепле растопленный, мягкий острый сыр. Навестивший ее на исходе декабря Сириан одобрительно потрепал девушку по заметно округлившейся щечке и затем, за обедом, с умилением следил, как она в очередной раз тянется за розовым ломтем ветчины, попутно прихватывает моченой брусники, а потом хрустит зимним яблоком. И была еще одна пара глдаз, следивших за ней с не меньшим удовольствием: девушка и не подозревала об этом, но Арчеш Мираваль самолично каждое утро надоедал кухарке советами, что бы такое повкуснее приготовить, чем бы еще порадовать обожаемую невестушку. Он даже снизошел до собственноручного приготовления соусов (в чем, признаться, был настоящим мастером: до сада страстью Арчеша была кухня…) и засахаривания кисточек рябины, отдавших свою горечь утренним заморозкам.