Максим Далин - Корона, Огонь и Медные Крылья

— Женщина, с каких пор подобные тебе являются в тронный зал, как собеседники? — спросил он насмешливо. — Уж не думаешь ли ты, что я стану обсуждать с тобой серьезные дела? Я слишком занят для подобных пустяков.

Я вздохнула, унимая сердцебиение. Говорить было стыдно, но говорить было надо.

— В мире все поменялось этой ночью, — сказала я. — Благороднейший из государей умер, вместо него на троне — некоронованный принц, не наследник и не преемник. По женским покоям рыщут вооруженные мужчины, убивая чужих подруг. Говорят, воин приказал убить младенца. А если все встало вверх дном, отчего бы женщине и не поговорить с узурпатором?

Пока я говорила, в зале было очень тихо. Мне показалось, что многие из вассалов Лаа-Гра смотрят на него с недоумением, будто не догадывались или не одобряли. Он сам криво усмехнулся.

— Ты — человеческая женщина, не демоница? Я думал, человеческие женщины не смеют поднять глаз!

— Тебе тяжело смотреть в мои глаза? — спросила я. — Может, это оттого, что ты предаешь своего брата и приказал убить своего племянника?

Я не знаю, на что надеялась: на то, что мои слова пробудят его совесть? На сочувствие его свиты? Все это вдруг показалось совершенно тщетным. Лаа-Гра сказал, более вассалам, чем мне:

— Я, возможно, плохой брат, но я — хороший сын. Мой покойный государь много раз жалел в моем присутствии о том, что темные чары демоницы сделали его отцом полудемона. Разве я был не прав, попытавшись исправить его юношескую ошибку?

— Это ты — его юношеская ошибка! — фыркнула Раадрашь. — На что ты рассчитывал? Тхарайя прибьет твою шкуру к воротам, когда вернется!

Эти простые слова произвели на сановников Лаа-Гра гораздо более сильное впечатление, чем моя жалкая попытка воззвать к его совести — я поняла, насколько во Дворце боялись Тхарайя. Милый юноша, который улыбался моему мужу во дворе, кажется, самый младший из его братьев, улыбнулся и теперь, сказав:

— А ведь это должно тебя волновать, Лаа-Гра! Не знаю, ощущаешь ли ты, как от женщин тянет холодком того берега — я, во всяком случае, чувствую это отчетливо. И это не только холод теней — это еще и холод меча Тхарайя, тебе не кажется?

Принцы и сановники зашептались, мне даже померещился смешок. Юноша весело добавил:

— Говорят, тени служат истинному владыке. С чего бы им стоять за спиной женщины, а не за твоим троном?

Скулу Лаа-Гра свело судорогой.

— Вероятно, — сказал он очень медленно, кусая губы, — тени стоят за спиной женщины, потому что она держит на руках Сияющего. Если только вы все готовы сейчас же преклонить колена перед младенцем-полукровкой. Вы так ратуете за законность?

Наступила ужасная тишина. Из моих ног словно пропали кости; если бы Раадрашь и Шуарле не поддержали меня, вероятно, я упала бы на пол. Меня окатила горячая волна такого всеобъемлющего и всепоглощающего ужаса, что стоило дикого труда не завопить в голос. Только мой драгоценный Шуарле, держа меня за локоть, шепнул на ухо:

— Держись, это ложь! Это Тхарайя приказал теням служить тебе!

— Принц Тхарайя жив! — выкрикнула я почти помимо воли.

— Вот интересно, кто из вас угадал! — воскликнул юноша со смехом, а мужчина с иссеченным саблями добродушным лицом, принц Нур-тийе, сказал:

— Лаа-Гра, какая странная игра! Ты намекал на божьи откровения, а выходит, что прав у тебя не больше, чем у любого из нас?

Лаа-Гра встал, сжимая кулаки.

— Вот как вы заговорили?! — сказал он раздраженно. — Хотите, чтобы я перечислил собственные права? Извольте. Я — человек, я — старший после Тхарайя…

— Вот именно! — тут же вставил веселый юноша. — После.

Принцы рассмеялись.

— Тхарайя мертв! — крикнул Лаа-Гра так, что отозвалось пещерное эхо. — Полагаю, он умер раньше отца, а значит, его отродье потеряло права — но если это и не так, кто подтвердит права младенца? Младенец не может править Ашури!

— Это нельзя доказать, — сказал юноша. — Надобно ждать, пока не вернутся демоны-птицы — от них мы все узнаем, а после…

— Резонно, — заметил один из старших принцев, плотный и хмурый.

— Я докажу! — перебил Лаа-Гра и приказал солдатам, стоящим у трона: — Священника сюда!

Зал умолк. Меня бил озноб. Я вцепилась в теплую руку Шуарле, рука Раадрашь жарко обнимала меня за талию — но теплее не становилось. Я ждала ужасных событий, я уповала лишь на то, что они не будут настолько ужасными, как мне представлялось — и в этот смятенный момент в зал вошел священник Нут. Я впервые увидела служителя этой богини.

Он был одет в белые холщовые одеяния — широкие, расходящиеся книзу штаны и еще более широкую и длинную рубаху — и бос. Его длинные черные волосы, разделенные на четыре пряди и перевитые белыми лентами спускались ниже плеч из-за платка, прикрывающего голову и лицо — только яркие черные глаза и широкие черные брови не были скрыты, как у укутанных женщин. Никаких украшений или знаков сана он не носил.

Священник прошел по залу, мягко ступая, не торопясь, внимательно всматриваясь в лица. Остановился рядом со мной — мне померещилась улыбка под мягкой тканью платка, а от его задумчивого взгляда стало чуть легче. Лаа-Гра, усевшись на краешек трона, довольно-таки нетерпеливо дождался, когда священник повернется к нему, и сказал:

— Возлюбленный Нут, я рад, что ты явился по моему зову. Ты не мог бы повторить то, что твои братья говорили мне в храме?

— Зачем повторять? — отвечал священник. Судя по голосу, он был далеко не стар. — Я слышу, как ложатся кости в гадании Матери Случая, они каждый миг ложатся по-разному. Ты хочешь знать пути судьбы, принц — спрашивай.

Кажется, обращение "принц" Лаа-Гра не обнадежило.

— Что случилось на севере? — спросил он.

— Горы Хуэйни-Аман больше не щит Ашури, — сказал священник, чуть пожав плечами. Его голос показался мне чрезмерно безмятежным для такого сообщения, но он продолжал в том же тоне. — Изгнанные и проклятые, неупокоенные и забытые, те, кому нигде нет места — все они жаждут войти в мир живых через Хуэйни-Аман, как через ворота. Северянин, пришедший воевать, снял охранные заклятья.

— Северянин? — переспросил Лаа-Гра с нажимом.

— Которому она обещана, — священник махнул темной рукой в мою сторону.

— Ведьма, ведьма! — шикнул кто-то из-за спин, но священник хмыкнул и поправил:

— Любимица Госпожи Судьбы. Жена птицы, мать птицы, благословленная Костром.

Лицо Лаа-Гра снова дернулось.

— Что станет со страной? — спросил он почти зло. — Этот путь уже определен?

— Ворота будут закрыты и запечатаны, — по-прежнему безмятежно ответил священник. — Гранатовой кровью и жизнью любящего. Как всегда. Так что, пока безопасность страны в руках Тхарайя, я бы не беспокоился.