Марк Хелприн - Зимняя сказка

Перед Хардести разворачивалась история рода Пеннов. Он рассматривал ее из будущего и потому нисколько не удивлялся тому, что маленький Генри, едва успев родиться, начинал командовать целым полком, что озеро то и дело замерзало и таяло, что маленькая Уилла буквально на глазах превращалась в статную даму. Находясь в этой во всех отношениях благоприятной позиции, он мог не обращать особого внимания на позы, декор и моду, а также на отдельные неточности и несообразности и не переживать за всех этих людей, которые то появлялись, то исчезали. В конце концов, его отделяло от них целое столетие.

Тем не менее он не мог не обратить внимания на ряд просчетов, допущенных архивистами. Беверли по непонятной причине всегда была освещена сильнее других (на некоторых фотографиях ее даже окружало некое подобие ауры). Помимо прочего, в одну из холодных зим, незадолго до начала войны, в доме появлялся человек, о котором в подписях под фотографиями не говорилось ни слова. Он нисколько не походил ни на Пеннов, ни на слуг, ни на представителей высшего света. Судя по грубоватой внешности и недюжинной силе, он, скорее всего, был мастеровым (но уж никак не пианистом или писателем) и, возможно, выговаривал слова на ирландский манер. Он мог бы руководить персоналом печатни, управлять фермой в Амагансетте или командовать одним из торговых судов Айзека Пенна, однако в этом случае он одевался бы куда проще и не стоял бы на фотографиях рядом с Беверли. Хардести особенно поразила фотография, на которой неизвестный нежно держал Беверли за руку. В том, что он ее любил, можно было не сомневаться. Далее следовали совершенно непонятные снимки: церемония венчания, во время которой жених поддерживал обессилевшую невесту под руку, и серия фотографий, сделанных зимой на заметенном снегом острове.

Незнакомец не был назван ни на одном из этих снимков. Вместо его имени на подписях всегда значился вопросительный знак. Но кем же он был? Педантичные архивисты этого явно не знали. В заметке, приложенной к последнему альбому, говорилось, что члены семейства Пеннов наотрез отказались не только комментировать, но даже и просматривать эти фотографии.

Хардести долго рассматривал лицо неизвестного, вызывавшего у него явную симпатию. Ему нравились и он, и она – его очень трогала эта таинственная, давно забытая всеми пара.

В конце концов его поиски увенчались успехом. Под снимками с изображением стогов сена и саней, с которых на Хардести смотрели лица рослых фермеров и детей, значилась фамилия Геймли. Жившие на берегу озера Геймли наверняка были знакомы с семейством Пеннов, судя по всему, давно забывшим о существовании самого этого озера, память о котором сохранялась лишь в династических семейных архивах. Хардести тут же решил отправиться на поиски Пеннов, надеясь на то, что в свое время Вирджиния Геймли поступила точно так же.

Этот огромный и многоликий город имел одну явную и непростительную слабость. Для многих-многих миллионов его жителей на свете существовало всего две газеты. Конечно же, они могли купить свежую газету на любом языке мира или обратиться к электронным средствам информации, кишевшим здесь подобно клубкам коралловых змей, однако в общем и целом население делилось на две части: одни читали «Сан», другие – «Гоуст».

Существовали как «Морнинг гоуст», так и «Ивнинг гоуст» (точнее, утренний выпуск и вечерний выпуск «Нью-Йорк гоуст»), как «Нью-Йорк морнинг уэйл», так и «Нью-Йорк ивнинг Сан», Соперничество затрагивало оба выпуска. Горожане отличали их с такой же легкостью, как свет отличают от тьмы, день от ночи, а сладкое от соленого. Хардести же не принадлежал к числу уроженцев этого города и потому не знал о них ровным счетом ничего. Он поспешил к газетному киоску, который казался ему высящимся над бушующим снежным морем маяком, и, купив «Сан», тут же с удивлением обнаружил, что газетой и поныне владело семейство Пеннов, редактором же и издателем ее был командовавший некогда полком Гарри Пенн. Хардести отправился на Принтинг-Хаус-Сквер к десяти часам, полагая, что в это время в редакции будет относительно спокойно.

На деле там уже царил такой бедлам, что сотрудники газеты попросту не замечали Хардести, вернее, не обращали на него никакого внимания. Он провел на крытом стеклом внутреннем дворе редакции не меньше двух часов, наблюдая за сотнями носящихся с этажа на этаж репортеров, копировальщиков, посыльных, редакторов и печатников. Едва эта беготня прекратилась (а произошло это ближе к полуночи), как заработали стоявшие на нижних этажах тяжелые прессы, казавшиеся ему огромными корабельными двигателями, приводившими в движение все это огромное здание. Хардести направился в находившийся на третьем этаже отдел городских новостей и остановил первого же шедшего ему навстречу человека. Этим человеком оказался ведущий редактор газеты «Сан» Прегер де Пинто.

– Простите, – обратился к нему Хардести. – Я пытаюсь отыскать одного человека, приехавшего сюда из городка Кохирайс, где некогда находился летний дом Пеннов. Как ни смешно это звучит, но поиски привели меня именно к вам. Я хотел бы поговорить на эту тему с Гарри Пенном. Вдруг он что-нибудь знает.

– Я полагаю, вы разыскиваете Вирджинию Геймли? – спросил Прегер.

– Совершенно верно!

– Она здесь работает.

– Стало быть, я ее нашел?

– Сейчас ее здесь нет. Только что пошел в печать «Уэйл», она же работает в «Сан». Она будет здесь в шесть утра.

– Меня зовут Хардести Марратта. Я был одним из пассажиров «Поляриса»… У меня письмо от ее матери.

– Хотите, я его передам?

– Я обещал ее матери, что сделаю это сам.

Прегер представился и пригласил Хардести в свой кабинет, который находился этажом выше, желая побеседовать с ним о городке Кохирайс (который особенно заинтересовал его после того, как Джессика Пенн и Вирджиния договорились вообще не говорить о нем вслух). Помимо прочего, он тут же почувствовал, что Хардести, так же как и Вирджиния, прекрасно владеет языком.

– Я ничего не знаю ни об озере Кохирайс, ни о городке с таким же названием. Я не знаю даже того, существуют ли они на самом деле, – сказал Прегер с усмешкой. – Мне ведомо лишь одно. Каждый человек, так или иначе соприкасавшийся с этим местом, обретает необычайную способность к языкам! Мне кажется, нам следовало бы проводить там ежегодные семинары или заливать в нашу водопроводную систему воду из озера Кохирайс!

Они разговаривали в течение нескольких часов, коснувшись в ходе беседы десятка самых разных тем и, к взаимному удивлению, обнаружив поразительную близость взглядов. Они сходились во всем: в любви к морозным зимам, в понимании смысла жизни, в привычке к долгим прогулкам и многочасовым беседам. Разделяло же их только одно: они по-разному относились к этому городу.