Проклятые души

Чувство беспокойства настигло практически сразу, оттого возникло желание постоянно двигаться, не останавливаясь на перерыв и передышку. Бумаги, звонки, отчёты. Начала крутится, как белка в колесе, уже даже не обращая внимание на пристальное наблюдение за мной руководителя.

В один прекрасный момент, взяла в руки кипу бумаг и направилась в его кабинет. Как обычно, постучалась, дождалась кивка и вошла.

Он сидел за столом, сцепив руки перед собой. По-прежнему хмурый и недовольный всем вокруг, но пристально смотрящий в мои глаза, будто мог там что-то прочесть. Будто желал прочесть.

Я приблизилась к его столу, с опаской косясь на прозрачную стену, что будоражила видом и высотой, и это не укрылось от Шефа.

- Боитесь высоты?

На самом деле, я много чего боюсь. Фобии – это часть моей жизни, от которой не спрятаться, но высота не является одной из них. Разумная боязнь высоты – это нормальная работа инстинкта самосохранения. Просто кто-то преодолевает свой страх, а кто-то прислушивается к своим ощущениям. Я одна из таких. Как говорит мой психотерапевт: «Страх – это нормально. Не нормально его отсутствие.»

- Все мы чего-то боимся, - пространно ответила я, пожав плечами. – Я просто разумно опасаюсь, только и всего.

Подошла ближе к столу и аккуратно уложила документы на край стола, а когда взглянула на Яна увидела, что он усмехнулся краешком губ и тут же подавил это проявление эмоций.

- Вы мне солгали, Лина, - прозвучали слова, заставившие вздрогнуть всем телом. - Азенапин не обезболивающее.

Сердце ткнулось прямо в горло, не давая даже выдохнуть. Пальцы врезались в ладони, а мозг лихорадочно искал, что ответить, чтобы свести последствия признания к минимуму.

- Не обезболивающее, - кивнула я в ответ, судорожно подбирая слова. – В психиатрии есть такое заболевание, как биполярное аффективное расстройство. У меня измененная его форма.

Бровь шефа насмешливо вздёрнулась, как бы спрашивая в чём тут прикол, но не получив ответа твёрдая линия губ дрогнула.

- Я знаю, что такое «биполярочка», Лина Алексеевна, - после этого заявления мне сделалось как-то не хорошо. – И знаю, что у этого расстройства есть только две формы проявления, которые должен фиксировать врач-психотерапевт.

Я поджала губы, чувствуя ту самую жуткую потребность постоянно двигаться. Понимание, что меня вот-вот уволят ничего в этом состоянии не меняло, пока я наконец не обратила внимание, что шеф стал смотреть на меня как-то иначе. Не как раньше хмуро, а так, будто собирался с интересом препарировать лягушку прямо на рабочем столе.

- Я ничем не могу подтвердить свои слова, - ответила тихо.

- Ну почему же? Вы вполне можете дать мне номер своего психотерапевта, чтобы я с ним пообщался, и убедился, что Вы способны работать.

Ужас, охвативший меня, слишком явственно отразился на лице, ибо реакция боса была почти звериной.

Он прищурился, а затем резко поднялся из-за стола, чтобы мощным рывком схватить за запястье и обжечь будто огнём. Жар прокатился по телу лавовой волной, облизал нутро и свернулся комочком внизу живота. Я уставилась в синие глаза, на дне которых будто плескались всполохи молний грозового неба. Дыхание стало глубоким, тяжелым.

- Ты мне лжёшь, Лина. Что ты скрываешь?

Я только и сумела, что возмущенно выдохнуть ему в лицо.

- Что Вы себе позволяете?

- Имя психотерапевта, - потребовал босс, даже не желая знать, что мне в данную минуту очень хотелось уволиться.

- Это уже не важно, – я дёрнула руку, пытаясь высвободится из крепкого захвата, но мне не позволили. – Немедленно отпустите, иначе я буду вынуждена кричать.

Усмешка змеёй скользнула по твёрдым губам, гипнотизируя мой взгляд. И Ян делает шаг. Ко мне. Вынуждает испуганно отступить, заблеяв бледной овцой.

- Что Вы делаете?

Ещё шаг и достаточно жесткая улыбка в мои распахнутые глаза.

- Имя, Лина, скажи мне имя.

Но сказать имя своего психотерапевта, всё равно, что выписать себе приговор. Если определённые органы узнают, что у него нет лицензии, вся его деятельность свернётся, а меня поставят на учёт, как психопатку и отправят в дурдом… Потому что наследственная психотическая депрессия двумя таблетками азенапина не лечится, а её проявления в тяжелой форме опасна для жизни окружающих.

Ещё шаг, как ответ на моё молчание, а после резкий рывок и мужчина своим телом прижимает меня лицом гладкой поверхности стекла, за которым, как на ладони, распростерся огромный город.

Визг вырвавшийся из моего рта сошел на нет только спустя долгие секунды, в которые ничего не менялось. Сердце грохотало в груди, как если бы я на самом деле сорвалась вниз с семьдесят третьего этажа, а по телу волнами прокатывались проклятые мурашки и жар, разогнанные отравленной препаратом кровью.

- Имя!

- У меня нет психотерапевта! – отчаянно лгу я, пытаясь вырваться из крепкого захвата, потому что близость мужчины в этот момент делала почти больно. – Нет!

- Кто диагностировал болезнь, Лина? Сама себе лечение назначила?

Голова нещадно кружилась от страха и треклятого возбуждения. Дурацкое бессилие от собственной слабости сковывало тело действенней паутины многоногого насекомого, которое я с детства воспринимала, как что-то мерзкое и ужасное.

Сладко пульсирует внизу живота, подгибаются колени и бегут перевозбужденные мурашки по спине.

- Знакомый, - выдыхаю я. – Я не нуждаюсь в серьёзном лечении.

Ложь. Наглая ложь, с крошкой правды обжигала язык, как кислота. Ян почти не двигался, крепко сжимая мою талию. Его горячее дыхание опалило ухо в усмешке. Он втянул носом воздух и проговорил едва слышно:

- Это он выписывает тебе рецепт на препараты?

Зажмурилась, понимая, что сама себе вырыла яму. У меня в сумке лежит лекарство, которые невозможно получить без бумажки с печатью, а у Сёмы такой печати не было. Все рецепты практически подделывались.