Эолин - Карин Рита Гастрейх
Саэнау
Ревоерит
Нефау
Земля качнулась под Эолин. Ее посох выскользнул из ее рук, как ртуть.
Холодный ветер распространился по ней, высушивая кровь в ее венах и оставляя их пустыми. В отчаянии она попыталась вызвать контрзаклинание, но стихии покинули ее. Земля превратилась в вихрь и тянула клубящиеся черные облака к своему ядру. Течение тянуло ее вниз, и она не нашла ничего, за что можно было бы ухватиться, чтобы остановить падение. Грязь забила горло, камни били по конечностям. Вес горы обрушился на нее и погрузил во тьму.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Бездна
Акмаэль вырвал клинок из земли рядом с шеей Эрнана. Он стоял над лидером повстанцев, одной рукой держа топор, а другую сжимая в ярости.
«Боги! Что она сделала со мной?»
Ни один король Вортингена не мог оставить такого человека в живых. Однако в тот момент, когда оружие Акмаэля опустилось, он увидел лицо Эолин и услышал ее жалобы. Он колебался, и его клинок не попал в цель.
«За что?»
Чтобы сын Кайе смог сбежать с этого поля и поднять новый мятеж? Эрнана нельзя было пощадить. Даже ради нее.
Акмаэль снова поднял топор, но по земле прошла дрожь, лишившая его равновесия. Он чувствовал, как часть его души отрывается. Его взгляд метнулся к южному гребню. Молния обернула тонкой светящейся сетью клубящиеся облака, которые закружились и острой воронкой спускались к сердцу горы.
«Эолин!»
Битва вокруг него быстро подходила к концу. Еще не убитые повстанцы бежали в лес под второй атакой его людей. Акмаэль схватил узду ближайшего всадника.
— Твоя лошадь!
Мужчина повиновался.
Взяв и длинный меч рыцаря, Акмаэль прыгнул на животное и направил коня вперед, проклиная упавшие тела и брошенное оружие, преградившее ему путь.
К тому времени, когда он достиг вершины, буря улеглась, и солнце снова грело траву. Бейдон и два других Высших Мага были с Церемондом, который согнулся, сжимая свой посох. Эолин безжизненно лежала на земле.
Сердце Акмаэля сжалось, когда он спешился и опустился на колени рядом с ней. На ее губах не было дыхания, как и пульса под кожей. Ее охватил неестественный холод, более глубокий и зловещий, чем простой холод смерти.
— Что здесь случилось? — спросил он.
— Мы преуспели, мой Король, — Бейдон ответил низким поклоном. — Хоть и за большие деньги. На мастера Церемонда наложено ужасное проклятие…
— В чем преуспели?
— Что вы, мой Король, — Бейдон бросил смущенный взгляд на волшебника. — Ваши приказы были ясны.
Церемонд поднял дрожащую руку, чтобы успокоить мага. Его лицо было пепельным, но глаза светились облегчением.
— Мы очистили ее от магии в этом мире и в следующем.
Его слова ударили сильнее любого оружия. Глаза Акмаэля защипало от удара. Когда он нашел свой голос, он был хриплым.
— Очистил ее?
— Ахмад-дур, — сказал Бейдон. — Мы вызвали Ахмад-дур.
— Против этой женщины? — взревел Акмаэль. — Боги! Она была магой, а не чудовищем!
Церемонд подавил хриплый кашель.
— Это был единственный способ покончить с ними раз и навсегда.
С яростным ревом Акмаэль бросился на них. Он перерезал шею одному магу и вонзил клинок в живот другого. Спасся только Бейдон, приняв форму Ворона и улетев ввысь. Акмаэль отпустил его и вонзил кончик своего окровавленного меча под подбородком Церемонда.
— Ты смеешь ослушаться меня?
— Думаете, я боюсь смерти? — прохрипел Церемонд. — Я, всю жизнь верно служивший богам? Я, принесший магию в род Вортингенов? Я не боюсь смерти! Я боюсь гнева Дракона, если окажусь слабым против прихотей моего заблудшего ученика!
Акмаэль отдернул свое оружие и взмахнул, но его меч отбил другой клинок. От лязга металла в лицо Церемонду посыпались искры. Гнев короля сменился удивлением, когда он узнал человека, скрестившего с ним мечи.
— Дростан?
— Простите меня, мой Король, — голос рыцаря был ровным, взгляд решительным. — Церемонд больше не может причинить вреда, как он есть, но если вы убьете его сейчас, он может ждать вас там, куда она ушла.
Воздух вернулся в легкие Акмаэля, как резкое дыхание зимнего утра. Он отступил и повернулся к лежащей Эолин.
— Что… что ты говоришь? — голос Церемонда дрожал. — Дростан, то, что ты предлагаешь… Это безумие!
— Это делали раньше, — пробормотал Акмаэль.
Волшебником Тиренделем и мастером Эраноном, среди прочих. Акмаэль помнил все легенды о происхождении после смерти матери, отчаянно желая узнать, как войти в Подземный мир и вернуться с неповрежденным духом, надеясь, что однажды он сможет найти мать и вернуть ее домой. Эта детская мечта давно развеялась, но, возможно, эти знания пригодятся ему сейчас.
Акмаэль воткнул свой меч в землю и начал сдирать с себя нагрудник.
— Мой король! — воскликнул Церемонд. — Мёртвых нельзя возвращать!
— Она не умерла, — ответил Акмаэль. — Еще нет.
— Но она потеряна для этого мира! Проклятие Ахмад-дур необратимо.
Акмаэль встал на колени рядом с Эолин. Иней покрыл ее губы и ресницы. Синеватый блеск распространился под ее кожей. Холод ее пальцев пронзал его сердце словно нож. Тело Эолин теперь служило не более чем якорем для ее духа, привязанным к царству живых, а затем брошенным в Подземный мир. Думая, что она мертва, мага попытается перейти в загробную жизнь, но привязь удержит ее, заманив в ловушку среди Потерянных душ.
— Вы не найдете пути назад! — взмолился Церемонд. — Такие навыки исчезли вместе с мастерами прошлого! Вы станете жертвой Потерянных Душ или будете поглощены Наэтерскими Демонами. Они уничтожат вас, мой Король, а вместе с вами и род Вортингена. Вы не можете бросить наших людей!
— Заставь его замолчать, Дростан, — Акмаэль не сводил глаз с Эолин. Впервые он осознал, как одна лишь мысль о ее существовании поддерживала его, были ли они вместе или порознь, были ли они друзьями или врагами. Он не мог потерять ее. Не так.
Расстегнув пояс, Акмаэль вытащил весь зимний шалфей, который у него был.
«Достаточно, чтобы направить душу на другую сторону, но недостаточно, чтобы вернуть ее».
Увидев сумочку Эолин, он потянулся к ней, но замер. Традиции Мойсехена запрещали одному магу трогать лечебный пояс другого.
— Что ж, — прошептал он, осторожно расстегивая ее пояс, — полагаю, если ты вернешься, ты сочтешь это наименьшим из моих проступков.
Он с облегчением обнаружил, что ее сумочка была наполнена не только зимним шалфеем, но и сухими плодами
