Пути и перепутья (СИ) - Коллектив авторов

— Может, двух? — криво улыбнулся он. — Я знаю, что эта планета тебе не дом. Дома у тебя нет, и тебе на все плевать. Но когда закончится зима, мы отправимся в селение ихамбэ — это племя, с которым я очень дружен. И ты увидишь, стоит ли за них воевать.

Я вспомнил, как убивали Тристана. И то, как хохотал, одновременно выламывая кисти из наручников. И как стрелял потом в каждого, кто пытался приблизиться к трупу. И как все равно не смог его отбить.

— Думаю, я уже навоевался, — качнул я головой.

— Мы все-таки поедем к ихамбэ. — Он похлопал меня по руке. — В образовательных целях. И возьмем с собой Лео. А пока — иди к нему. Может, ему действительно понравятся твои книжки.

До самого конца зимы я гонял льва, читал ему, спал с ним на одной подстилке, когда не хотелось идти домой, и будь я проклят, если не узнал однажды, что Лео больше всего на свете любит сказку про Мэри Поппинс. И что ему нравятся мои рисунки. Он был вторым существом во Вселенной, которому они так нравились.

В интернате мои рисунки назвали «корявки». Не для того, чтобы обидеть, просто стиль у меня действительно был примитивный, детский. Мне говорили, что если бы я попробовал себя в карикатуре — да хоть для стенгазеты, из меня вышел бы толк. Стенгазетами я не особенно интересовался. Схватывать самые яркие и смешные черты тоже не умел. Я рисовал волков, медведей, лис. Рисовал самого себя. И Майю.

Она была единственной, кто не звал все это «корявками».

Она вообще не понимала, зачем использовать все эти нелепые прозвища. И если бы я рассказал ей про «Левушку-Ревушку», кличку, которой меня наградили в экспедиции на Саракш, она бы только недоуменно пожала плечами.

Она не видела в этом ничего забавного. Я тоже.

Во время своего последнего визита на Землю я увиделся с ней дважды. Первый раз — в каком-то замшелом пансионате, куда она прилетела ко мне на сутки. Плохо помню, что мы делали, о чем говорили. Я ходил из угла в угол, перед глазами было темно. Она сидела на диванчике, поджав под себя ноги, серая на сером. Пила вино, точнее, все подносила и подносила к губам почти не пустевший бокал. Следила за мной глазами. И отвечала на все-все мои вопросы. А я прекращал бегать только для того, чтобы сесть за стол и начать черкать на листах бумаги, и выходили у меня те же самые корявки: звери, птицы, собственное лицо, которое я уже не знал, считать ли своим.

Я разбрасывал бумагу, а Майя собирала листики и прижимала их к груди.

Может, она забрала несколько себе на память. Надеюсь, что не забрала. Какая память у нее могла обо мне остаться?

Во второй раз она сказал мне: «Ты ведь не человек, Лев».

А я ответил: «Дрянь. Просто дрянь».

Когда из прорвавшегося неба упали на Порт-Металл последние капли дождя и во всю дурь засветило солнце, я проснулся в своей комнате с какой-то женщиной, снял с груди ее руку, подошел к окну. И, глядя на сияющую, отмытую брусчатку под окнами, подумал вдруг: «Да ведь ты же спасла меня, Майя. Мак был прав. Ты же меня спасла».

Это была простая мысль, односложная, годящаяся для разума Лео, а не для моего вроде бы такого высокоразвитого сознания. Но я все-таки думал ее весь день, перекатывал ее в голове, привыкал к ней.

Я даже старательно, как первоклашка, записал ее в блокнот. И так отчаянно захотел домой, что мне пришлось загрузить себя целой прорвой работы. Тераи был доволен. Лео тоже. Весна вступала в свои права — и скоро мы должны были отправиться к берегам Ируандики.

Впервые мысль о путешествии и смене обстановки начала всерьез меня греть.

Все карты нам смешало явление мисс Гендерсон.

Я как раз сидел в «Лапрад и Игрищев», когда на пороге появилось это неземное существо: голубоглазая золотистая блондинка, как будто сошедшая с рекламы лыжного курорта. На рекламах лыжных курортов подобным красавицам полагалось еще обнимать высоких и таких же голубоглазых атлетов и сиять волосами на зимнем солнце.

— Вы мистер Станислав Игрищев? — спросила она у меня. Видно было, что я, за долгую зиму превратившийся в довольно бандитского вида персонажа, ей сразу не понравился. Геологов она представляла себе совсем другими.

Мысленно я усмехнулся: что же будет, когда она увидит Тераи…

— Нет, я заменяю мистера Игрищева, пока он отдыхает, — ответил я ей.

— А мистер Лапрад у себя?

— Мистер Лапрад сейчас отмечает день геолога-разведчика вместе со своими друзьями.

— Я могу как-то его…

— Кто его спрашивает?

Она представилась — Стелла Гендерсон, «Межпланетное обозрение», показала мне свои журналистские корочки.

Но даже без корочек с ней все было понятно.

Бывают хорошие Прогрессоры, бывают Прогрессоры средние. Плохих не бывает — таких выбраковывают сразу, направляют на другую работу. Я, например, был средним. Но даже если ты из рук вон плох, ты все равно — профессиональный шпион. Такими уж нас выращивают. Мы оправдываемся благими целями и нашим полнейшим бескорыстием, но мы все равно шпионы, и с этим ничего не поделаешь.

И, как всякие шпионы, мы довольно легко опознаем в толпе людей своей профессии.

Стелла Гендерсон так мило улыбалась, так старательно изображала отважную, но не слишком умную журналистку, что мне на память сразу же пришел Каммерер. Из-за этого, видимо, взгляд у меня стал еще менее добрый. Поэтому она спросила уже без улыбки:

— И где же празднуют день разведчика?

— Во всех барах, начиная с улицы Стевенсона и заканчивая Рю Кларион. Где вы остановились? Я скажу ему, что вы хотите писать статью и вам нужно его экспертное мнение.

— Это не интервью. Я хочу нанять его как проводника.

Глупая девочка. Сразу выложила все свои планы какому-то мне. И тут же насупилась, осознав это.

— Далеко собрались?

— Простите, но это не ваше дело.

— Уверены, что хотите ссоры?

Она вздохнула.

— Вниз по Ируандике, в Кено, так ведь называют самое крупное здешнее государство? Я хочу написать серию очерков о жизни аборигенов.

Храбрая. К такой Тераи пожалуй что и наймется, чисто из интереса. И потому что не устоит против медовых локонов и голубых глаз.

— Вам повезло, мсье Лапрад упоминал, что планирует пройти как раз этим маршрутом. К вашему несчастью, он собирается взять с собой меня. Скажите, где вы остановились. Он зайдет к вам завтра. Как проспится.

— В «Мондиале». Но я, пожалуй, загляну на улицу Стевенсона и далее по списку.

— Вот уж чего вам не советую.

Она пожала плечами. На мои советы ей было начхать. К тому же я заметил у нее под курточкой небольшую выпуклость — пистолет.

Когда она ушла, я поднялся наверх и позвонил в бар «Черная лошадь», попросил дать трубку Тераи. К моему удивлению он ответил почти сразу.

Я рассказал ему о журналистке — с пистолетом на боку и фотокамерой в пуговице, фамилия которой по замечательной случайности совпадала с фамилией директора Межпланетного металлургического бюро. И о своих подозрениях насчет нее. Хотя это по большому счету были не подозрения, а твердая уверенность — она шпионка и с ней будут проблемы.

— Избавься от нее сразу, — сказал я. — Или держи накоротке, потому что иначе мы очень пожалеем. Кстати, она хорошенькая.

— Ну ты даешь, приятель. Я ведь женат, — весело ответил Тераи.

И это была правда. Он женился здесь, на Эльдорадо, на женщине из племени ихамбэ. Однако я ответил только:

— Ну-ну.

Положил трубку и сел изучать материалы по Стелле Гендерсон, двадцать четыре года, место рождения Нью-Йорк, Земля-1, место учебы — Сорбонна и так далее. Мне очень не хватало какого-нибудь местного аналога Большого всепланетного информатория, но и с тем, что имелось, можно было многое разузнать.

Разумеется, Тераи выбрал вариант «держать ее накоротке». Он был уверен, что если будет присматривать за дочкой большого босса, то это принесет больше пользы, чем если отпустит ее в свободное плаванье.