Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка
- Так чего именно ты хочешь от меня?
- Я спрятал книги и записи. Следуй за мной. В библиотеке я все покажу тебе и объясню.
Совершенно уверенный в том, что заинтересовал меня донельзя, Томас покинул комнатку, и было слышно, как он тихо позвякивает ключами, отпирая дверь в библиотеку. Я вскочил с постели и засобирался, благо уже был одет, как почувствовал холод, исходивший от стен, от пола. Казалось, что не просто резко изменилась погода, а перепутались времена года, и за летом сразу пришла злая зима.
Накинув одеяло на плечи, я вышел в темный коридор, освещавшийся всего-то двумя факелами. Дверь в библиотеку была приоткрыта, но я не успел войти, потому что кто-то ухватил меня за запястье левой руки и развернул к себе.
Признаться, тогда я думал, что если и выживу, если мое отчаянно колотившееся сердце не разорвется от нахлынувшей жути, то к утру стану совершенно седым. Передо мной ссутулился старик Мартин, вернее, его призрак.
- Не верь, - прошипел он, как бы задыхаясь, будто его грудь придавило камнем. - Не верь Томасу. Умоляю тебя, мальчик. Не поддавайся на его уговоры и обещания. Он - обманщик. И вся кровь, пролившаяся в монастыре, только на нем.
- Он рассказал мне все, - зашептал я, осторожно высвобождая руку из цепких ледяных пальцев.
- Правда. Это правда, - низко склонил голову призрак. - Но к ней примешана порция отборнейшей лжи. Я грешен и понесу достойное наказание, однако чужих прегрешений я на себя брать не желаю. Ты видишь в Томасе доброхота и страдальца, однако это именно он научил меня, как добывать из людей их жизненные силы. Он придумал мучить и убивать. Это он перебил рыбаков, нарочно оставив разбитые лодки там, где их легко заметили. Так Томас начал сеять семена страха среди братии. И это именно Томас оборудовал пыточную камеру. Когда же мы поняли, что всех монахов не подчинить нашей воле, а энергии требует все больше и больше, именно Томас предложил перебраться на материк и уже там устроить кровавое пиршество, не зная недостатка в жертвах. Мы спорили с ним, пытаясь переубедить, ведь все-таки не до такой степени очерствели в стремлении продлить никчемные жизни. Испугавшись, что он сам займет место в камере пыток, Томас сбежал, а вернулся лишь за тем, чтобы заполучить мои записи и нового помощника.
В моей бедной голове, буквально раскалывавшейся от обилия информации, все перемешалось, и я не знал, кому можно довериться, а чьи слова следует отбросить, как пустые и ничего не стоящие. Наконец наилучшим выходом я признал тот, что обязывал меня самому все изучить и во всем разобраться с максимальной непредвзятостью.
Тишину нарушил нетерпеливый зов монаха и шорох перебираемых им бумаг, спрятанных в некоем тайнике. Призрак настоятеля поднял на меня воспаленные глаза и все понял.
- Сотворенное мною будет мною же и уничтожено, - твердо заявил он и, пролетев сквозь меня, сквозь дверь, ворвался в библиотеку.
Глава сорок седьмая
- На протяжении нескольких лет, - заканчивал свою историю Пауль Рейхенштейн, - я безрезультатно убеждал себя, что переживал те события во сне, что разговор с братом Томасом мне померещился после всех увиденных непотребств, царивших в монастыре Швенцена. Когда дверь захлопнулась с грохотом, я кинулся к ней, навалился всем телом, но она не поддавалась. Из-за нее доносились редкие нечленораздельные крики, смысл которых мне разгадать не удалось. Мои стуки и призывы разбудили всех, кого только возможно было. Одеваясь на ходу, полусонные люди высыпали в коридор, недоуменно глядя на меня. Каких-либо звуков из библиотеки они уже не слышали, и потому смотрели на меня недоуменно. Кто-то откровенно насмехался, заявляя, что мне, как сопливому ребенку, обмочившемуся в кроватке, привиделись кошмары от пережитого за минувшие дни. Однако страх пронял всех, стоило из-под двери потянуть дымом, а когда снизу полыхнуло пламя, языки огня подпалили обувь стоявших слишком близко, многих затрясло, будто в лихорадке. Некоторые кинулись выламывать дверь, но глава комиссии, присоединившийся к нам когда в книгохранилище уже трещали и падали полыхающие шкафы, велел всем быстро хватать личные вещи и собираться на берегу, подальше от стен обители. Он даже сказал что-то вроде "Так угодно Господу, не стоит вмешиваться в Его планы". Утром мы покинули гибельный остров, все, кроме брата Томаса, которого сочли сгоревшим. Можно было предположить, что питая лютую ненависть к своей обители, он подпалил монастырь, замыслив разрушить его таким образом раз и навсегда. А что, хороший вывод для комиссии, хотя в ее итоговый отчет меня, безусловно, никто не посвящал. Как оформили расследование, мне не известно. И, само собой, о случившемся я никогда не рассказывал до сего дня... то есть до сегодняшней ночи.
- Вы сильно удивлены, узнав, что этот брат Томас на самом деле был воплощением дьявола? - осведомился Николаус, глубоко взволнованный повествованием.
Нотариус вскинул руки:
- О, не то слово!
Малах Га-Мавет весело ухмыльнулся:
- Вы будете куда больше поражены, узнав, что отец Мартин - настоящий гений своего времени.
- Нисколько не поражен, - ответил Пауль. - Ему удалось откопать массу стариннейших сведений, систематизировать их, прийти к некоторым результатам и добиться того, о чем подумать страшно, но что определенно будоражит воображение и достойно уважения. Пусть у него и был мощный толчок со стороны того римлянина...
- Римлянина? Сумасшедшего Филиппа, вы хотели сказать? - откровенно потешался ангел смерти. - Да-да, вы поражены, и не отрицайте. Гай Корнелий Лентул не топтал своими сандалиями бренную землю. Тысячи Гаев, сотни Корнелиев и Лентулов, но в вашем родном мире Гай Корнелий Лентул никогда не рождался и не умирал. Горожанин Филипп, на костре назвавшийся этим именем, - всего-навсего городской сумасшедший. Те древние книги, о которых он сокрушался на площади, не попадали ему в руки, поскольку их и не существовало.
- Позвольте, - не поверил Пауль. - Настоятель собрал коллекцию...
- Он собрал коллекцию ереси и искусных подделок, которые, конечно, придали его гению четкий импульс, но на этом их роль заканчивалась. Все открытия о жизненной энергии, ее течениях в человеческих телах, возможности передачи другим людям принадлежат самому Мартину Шпееру, отцу-настоятелю монастыря Швенцен.
Малах Га-Мавет признал свой экскурс логически завершенным и переключился на Эльзу Келлер. Заметив взгляд, та пожала плечами и с достоинством проговорила:
- Я ведь уже предупреждала, что со мной не происходило ничего подобного. Ни демоны, ни люди, в которых я не распознала сатанинское отродье, в моей жизни не присутствовали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});