Елена Лобанова - Предел

Даэрос заверил Руалона, что айшаков в письме «в самый раз», а концовка письма должна поднять весь клан Секиры и Кирки. Это ничего, что отец, скорее всего — Бройд. Такое небрежение к детям и сомнение в их происхождении (от толпы гномов) — это не просто позор! Это позор гномов, известный эльфам. И Темным и Светлым. Есть разница! Нофер Крист подписал письмо, запечатал своим перстнем и передал Даэросу. В Дреште любой гном донесет послание до нужного клана. Рано или поздно.

Тем временем Нэрнис и Пелли уговаривали Воительницу не пугать больше крестьян штанами. Сундуки с нетронутой одеждой Отца-Руалона были тщательно просмотрены. Куча безразмерных рубах пришлась как нельзя кстати. Из плаща Пелли ловко соорудила для подруги «боевую юбку». Новый вид одеяния должен был застегиваться с боку и не исключал штаны. Вайола бала в восторге. Юбка лихо распахивалась на ходу и развевалась на ветру. Что только добавляло воинственности.

Пелли диву давалось — сколько же вещей накупил Сульс! Расцветки, конечно, были сплошь не для мужчин. Слишком яркие. А вот для Девы… Вайола, конечно же, вцепилась в алые штаны, которые теперь гордо сверкали из-под синей «юбки». Сиреневая рубаха украсилась брошью — орденом.

Воительница была счастлива. Крестьяне бегали-метались, Сульс то и дело отчитывался и требовал приказаний. Пеллиэ, выпросив у Даэроса шпильки, соорудила ей на голове «башню» из кос. Оставалось всего ничего: перестроить эту развалину, которую здесь принято называть «Замок», прокопать ров, восстановить запруду и пустить, наконец, воду в ров, соорудить… или купить… или с кровного отца стребовать четыре, нет, шесть баллист, пару требушетов — тоже не помешают, выкинуть из оружейной тяпку и половину тамошнего хлама, призвать к порядку солдат, приписанных к гарнизону и… Вайола шевелила губами и загибала пальцы. За этим занятием её и застал новообретенный Отец и пригласил к столу.

Крист Руалон усадил Воительницу рядом с собой. Стол, расположенный на помосте видно было отовсюду. Вайолу — тем более. Когда по обе стороны от «Господина и Невесты» уселись эльфы и сверкающая драгоценностями девица, селяне решили, что конец мира близок. А когда их Нофер заявил, что весьма упитанная Дева — его дочь, которую он, наконец, обрел, то сделали правильный вывод: свадьбы не будет. Потому что — дочь. Но селянам, в сущности, было все равно, что праздновать — хоть день рождения, хоть поминки. Вино, пиво и брага полились рекой. Даэрос ловил чутким ухом обрывки сплетен и пересказывал веселому Ноферу:

— Оригинально! Вот те две женщины говорят, что «наш нофер ребеночка подгулял и теперь за него никто замуж не идет — у благородных с этим строго»! О! Вот те, трое, видите? Пришли к выводу, что дочка — вся в Вас! Мужчины? А… Поддерживают. В том смысле, что «не промах» и «везде поспел». И вообще — мужик. Это они прикидывают «какова же была мать-то?». Ну, они же не знают. Представьте себе ситуацию наоборот — Вы и… да, гном-дева. Как это, никаких поводов? Вот появятся здесь гномы, поводов будет, хоть отбавляй. Не расстроились? Почетно?! Ну, Вам виднее.

Веселье уже почти скатилось в пьянку, когда по мосту простучали подковами усталые жеребцы. Айшак лихо подрезал уставших скакунов и отсек их от столов, тесня к закрытым воротам конюшни. Даэрос, конечно, любил животных. Но предполагал, что после драки с Айшаком, жеребцы будут неделю стоять, чтобы все покусы и ушибы зажили. А им с братом приведут пару «неблагородных» меринов. Но Айшак, «скотина такая», просто загонял коней и ничем им особенно не навредил. Даже наоборот — почти стабунил. Чалый молодой жеребчик прятался за черно-пегого и даже демонстрировал старшему уважение. Радостные крестьяне, подвязали к уздечкам поводья, и повели коней походить и остыть. Вайола водила Айшака вокруг столов, пугая селян рассказами о его мощи. Несмотря на то, что Айшак, казалось, не имел даже мяса — только мышцы и кости, селяне бы ей с утра не поверили. Но то — с утра. А теперь они с опаской косились на диковинного зверя, который вел себя совсем не как лошак. И верили… что в случае непослушания, не достаточного уважения, ненадлежащего исполнения и прочих разных «не», разбираться с ними будет злобная и несговорчивая скотина.

— Ну, Нэрнис. — Даэрос хмурился. — Теперь у нас будет та еще прогулка. От кобылы до кобылы. Ты, вообще, как? На жеребце-то усидишь? Вот на том, чалом?

— Если он будет себя хорошо вести… Наверное — да.

— Не надейся. Под всадником, которого он знать не знает, и который вожжей пугается, он себя хорошо вести не будет. Как только отдохнет, так и не будет. — Полутемный с сомнением смотрел на новую проблему. Проблема косила глазом на пегого собрата и покусывала борт телеги. Пегий принюхивался и все еще задирал хвост.

— А ты его завали как Айшака! Покажи ему кто главный жеребец…

— Нэрьо! И это у тебя сестра с лошадьми танцует? Это же конь. Обыкновенный, молодой жеребец, который у себя в селе крыл кобыл. Это не хитровыведенный Айшак! Не тупая скотина… Скотинка. За укропом пришел, поедатель колючек. Услышал! — Айшак забрался на помост и совал морду в тарелку эльфа. — Это же невероятное чудо… почти природы. А коня так не переубедить. Может, ты, найдешь в себе скрытые способности и как-нибудь договоришься с чалым, а? Ну, как-то же твоя сестра с лошадьми договаривалась? А с пегим я сам разберусь. Если он не станет буянить, то и твой, может быть, поспокойнее будет. Н-да! Благородные скакуны. Бабушка пегого гуляла с тяжеловозом. Или даже мать…

— То есть, ты уверен, что с этим конем справишься?

— Попробую. Прямо сейчас. Пока он уставший. — И Даэрос отправился справляться.

Пегий жеребец, который уже решил, что его статус не вызывает сомнения: лошак отстал, а чалый сдался, совсем не обрадовался всаднику. И рванул за ворота, брыкаясь задом. Но он же не знал, что Даэрос ногами может держать крепче, чем собака зубами. Противное существо прилипло к нему и никак не хотело падать со спины, да еще немилосердно стискивало бока. А когда он сам падал поваляться, это не в меру шустрое создание успевало не только спрыгнуть, то еще и обратно так же быстро залезть. Прилипчивый, как муха.

Пока Даэрос с жеребцом играли в «кто первый выдохнется», Нэрнис решил договориться со своим чалым. Чалый яблоко съел. Но зубами опасно лязгнул. Аль Арвиль в который раз устыдился. На глазах у всей толпы эльф пытался договориться с лошадью. Он припомнил все напевы Элермэ, и даже часть из них изобразил к радости селян. Когда еще в здешних окрестностях эльфы петь будут? Сестра бы со смеху прослезилась. Чалый ржал. Ржал, запрокидывая голову и помахивая хвостом, пока Нэрнис, взяв его за холку водил по двору, вдохновленный успехом. Светлый даже петь стал громче. Конь искренне радовался жизни. Он бы прямо сейчас покатал это остроухое нечеловеческое существо до первой канавы. Если бы Аль Арвиль мог понять настроение коня и перевести его в слова, то принял бы правильное решение: одеться во «что не жалко, все равно — в пыли валяться». Но Нэрнис понял неправильно. И когда чалый отправился за ним к столу, нагло бодая головой, решил, что «новый друг» — это хорошо. Нового друга звали весьма непритязательно — Чалый. Что с селян взять — никакой фантазии. Жеребец, который валялся с Даэросом по дороге, закономерно оказался Пегашом. Чалый трепал Нэрниса за рубаху, требовал яблок, хватал их из рук, только пальцы убирай, и вел себя нагло. Опытные селяне забавлялись. Им было ясно, кто на ком поедет.