Вадим Храппа - Ульмигания

— Ты все еще думаешь о крике сыча?

Альберт, не ответив, встал и направился к ухоронке, укрытой ветками еще с вечера под небольшим холмиком.

Далеко за полночь над лесом поднялся припозднившийся прозрачный серпик молодого месяца. Самб уже должен был разбудить поморянина, но не торопился. Спать ему не хотелось. Он думал об отце, которого плохо помнил, тот погиб, когда Альберт был совсем юным, о других витингах, павших, даже не успев обзавестись потомством. Вспоминал годы учебы в Кульме. У него была хорошая память, и ему лучше других давались Закон Божий и латынь. Сверстники даже прозвали Альберта Епископом, а монахи-воспитатели прочили ему духовную стезю. Однако те, кто отличал его школьные успехи, забывали, что имеют дело хоть с маленьким, но самбом — потомком Само, принявшего меч от самого Вайдевута.

Альберт насторожился. Всем телом, которое было плотно прижато к земле, он почувствовал тяжелые мягкие шаги. Слишком тяжелые для человека, они все же принадлежали паре ног. Иногда медоед ходит на задних лапах, но тот нисколько не думает о шуме, который производит. Здесь же движения были привычно крадущимися.

Альберт вглядывался в темноту между деревьями леса, до которого было не больше полутора десятков шагов, но ничего не видел. Зато он слышал и теперь точно знал, что шаги — человечьи и в лесу тот был не один. Еще три или четыре пары ног топтались на опушке. Не все они были достаточно ловкими, и несколько раз ухо самба уловило хруст треснувшей ветки.

Он повернулся в сторону спавших у реки товарищей и, приложив ладони ко рту, издал громкий треск сороки и испуганное хлопанье ее крыльев. Немного выждал и, когда услышал легкий всплеск воды и хлопок, будто бобер плюхнулся в воду и шлепнул по ней хвостом, снова перенес внимание к лесу. Теперь он расслышал тяжелое дыхание и тихие утробные звуки. Ему стало страшно. Самб уже понял, кто крался из леса, еще до того, как увидел огромную фигуру с маленькой шишкой-головой без шеи и длинными, до колен, толстыми, как бревна, руками.

Гигант вышел на открытое место и повел из стороны в сторону верхней частью туловища. Принюхивался. Вслед за первым из леса вышли еще трое — все семейство.

Альберт, раскидывая ветки, вскочил на ноги и вскинул меч. Прятаться не имело смысла — они бы его все равно унюхали.

Черная мохнатая масса двинулась в его сторону, и древний суеверный ужас перед этими тварями, казалось, выдул из Альберта душу вместе с теплом тела. Он почувствовал, как льдом сковывает сердце, а ноги наливаются холодной тяжестью. Он коченел, потому что знал — так бывает со всеми, на кого глянет своими маленькими глазками маркопет. Никому из людей не удается уйти от его взгляда — считали пруссы. И никто из людей не смеет тронуть земляного человека — слугу самого бога Пикола. Здесь их было сразу четверо.

«Вот почему кричал сыч», — мелькнуло у Альберта в голове. Но ведь на шее у него крест! За ним — сила истинной веры и божественного причастия.

— Господи Иисусе Христе, сыне Божий, спаси и помилуй меня, грешного! — громко и отчетливо сказал самб.

Маркопет при звуке его голоса недовольно зарычал и попятился.

— А, ехидна, боишься креста! — радостно закричал Альберт и бросился вперед.

Вислоухий, уже собиравшийся отпустить тетиву своего лука, досадливо крякнул и опустил руки. Альберт закрыл от него собой цель. Но из лесу выскочили еще трое, и татарин быстро прицелился и выстрелил. Зверь, немного поменьше первого, взвыл и завертелся. Вислоухий выдернул из колчана на спине следующую стрелу.

Дьюла еще на бегу метнул легкое прусское копье, и оно пробило маркопету то место, где у человека была бы шея. Он с ревом отбросил от себя Альберта, вскинулся и напоролся на меч Вуйко, разваливший ему череп.

Другого, истыканного стрелами, обезумевшего от боли и потому ничего не видевшего, кроме торчащих из его шкуры палок, поморяне добили без особого труда. Остальные звери с воплями скрылись в лесу.

Используя копья как рычаги, охотники перевернули тушу, навалившуюся на Альберта.

— О, Господи… — сказал Дьюла, разглядывая при свете факела серые, сильно напоминавшие человеческие лица с выдававшимися вперед челюстями, раздавленными носами и массивными бровями над маленькими поросячьими глазками.

— О, Господи! — повторил Дьюла. — Они похожи на людей. Кто это?

— Маркопеты, — с отвращением сказал Вуйко. — Пропади они пропадом! Смотри, что он сделал с Альбертом. Давай, подсовывай копье, надо отнести его к костру.

Дыхание самба было трудным. Открыв рот, он пытался вдохнуть, но ему не удавалось. Грудь Альберта колыхалась под кольчугой, как бурдюк с водой. Маркопет несколькими ударами размолотил ему ребра в крошку.

Альберт умер вскоре после того, как его уложили поближе к теплым камням кострища, так и не встретив в ту ночь Дейнайну.

На рассвете охотники опустили самба в неглубокую могилу, убили и сложили к нему его оружие, помолились и зарыли, укрепив камнями крест, сработанный за ночь Болеславом.

Воображение Дьюлы так поразила схожесть маркопетов с людьми, что он спросил:

— Может, и их нужно похоронить?

— Не надо, — сказал Вуйко. — Пока они тут лежат, ни один прусс не посмеет даже приблизиться к могиле Альберта. Да и после, когда волки и беркуты растащат их кости, все равно это место будет считаться заколдованным.

Охотники быстро доели остатки глухарей, выпили по глотку пива, помянув Альберта, и отправились к Катаве. Но не напрямую, а в обход, переправившись через Писсу, чтобы сбить с толку лазутчиков Монтемина, если они были поблизости.

Глава 5

Склоны Катавы кишели змеями. Ужи, медянки, масса разноцветных ящериц шуршали в траве, создавая тихий монотонный шум. Земля была покрыта извивающимися, ползущими, сплетавшимися в клубки гадами. Все это стремилось к вершине горы — туда, где три гигантских дуба были обнесены ярким алым пологом. Монте еще не видел его, но был уверен, что так оно и есть.

— Крива… — прошептал он. Сейчас Монте пожалел, что оставил витингов у подножия горы. Пусть бы и они убедились в том, что Жрец вернулся.

Конь храпел и взбрыкивал, кося глазами на шевелившихся под копытами пресмыкающихся.

Монте спешился и осторожно, чтобы не наступить на священных животных, шаг за шагом стал подниматься на вершину вместе с ними.

Увидев сквозь стволы деревьев красную ткань, Монтемин упал на колени и опустил взгляд. Из больших раскрашенных сосудов, стоявших тут же, высунулись головы гадюк. Дрожа тонкими раздвоенными языками, они шипели, но не бросались на князя. Сейчас они были заодно.