Нина Лукинова - Два цвета неба

Не знаю, когда мы выехали из тумана, не знаю, когда прекратились кошмарные видения оживших мертвецов, не знаю, когда Лара перестала плакать, обозрев мир красными глазами, и когда руки Дрейка перестали отчаянно трястись. Последнее, что помню- черный огненный коридор, а затем запах кожаной куртки Дрейка, такой приятный и теплый с приторными нотками. И, кажется, что если в него покрепче вцепиться, опутаться словно одеялом, то он спасет от всех невзгод, убережет и защитит.

Легкое прикосновение к волосам, спускающееся по плечу, привело в чувства, заставив оторваться от спасительного запаха. Дрейк заботливо вглядывается в испуганные глаза маленькой девочки, вжавшейся в сильное мужское плечо, и неожиданно мягко говорит:

— Налана, все в порядке. Туман позади, твари исчезли! Мы выбрались! — с улыбкой отвечает он. — Насчет совсем, не уверен, но оттуда точно. Думаю, здесь можно провести остаток ночи. И Боги нам помогают! — его голос льется успокаивающе, так размеренно и привычно, что все тревоги остаются позади. — Ты в порядке? На тебе лица нет! — заботливо спрашивает Дрейк.

— Все хорошо… — сухо отвечаю я, зная, что побелела как полотно за эти минуты. — Просто я испугалась, очень испугалась… — неожиданно выдаю я, уткнувшись носом в сильное плечо Дрейка. — Кто это был? О, Создатель, они хотели есть! Есть! — неожиданно для себя разражаюсь громким отчаянным плачем. Видно сказывается стресс и пережитые события, но это не оправдание проявленной слабости.

Слезы бесконечным потоком льются из глаз, впервые за много лет. Не помню, когда в последний раз так плакала, поддавшись истерике. Не знаю, когда так отчаянно страдала при виде смерти, словно это происходило тысячу лет назад, и в тоже время слишком близко, слишком рядом, чтобы забыть.

— Не важно! Это не важно сейчас… — тихо говорит Дрейк, нежно и крепко обнимая за плечи. — Твоя задача успокоиться, — уткнувшись в его плечо, невольно перевожу короткий взгляд на темное небо, и тут же отстраняюсь, замечая на нем бриллианты сверкающих звезд.

— Что это? В небе? — со смесью смеха и испуга спрашиваю я, взглянув на сжимающего меня Дрейка, тут же ослабившего хватку.

—Звезды, Налана! — непонимающе отвечает он, выпуская меня из цепких объятий. В одно мгновение перебираюсь на пассажирское кресло, выскакивая из машины яростно хлопнув дверью, совершенно не обращая внимания на ошеломленную реакцию друзей, устремляясь в ночную мглу. И если бы в этот момент тормоза отчаянно взвизгнули, сообщая о том, что машина отправилась дальше без меня, к удивлению было бы наплевать. Даже не обиделась бы, что они оставили меня посреди бесконечной пустыни, без припасов и оружия. Потому что в этот момент мне все равно…

Стало плевать на древние пророчества, на Люциона, на бесконечные видения, приходящие в виде кошмарных снов, даже плевать на собственную жизнь. Никогда еще я не чувствовала себя настолько потерянной и одинокой, одновременно крошечной песчинкой и далеким небом. Я одна среди бескрайней пустоши, и никто не в состоянии меня понять, не то, чтобы помочь. Они не слышат их криков, не слышат их страданий, только сгущающиеся с ветром вопли, холодные и безжизненные, ставшие обычным шумом. Они и не смогут услышать, потому что им не дано— ни Ларе, ни Дрейку, ни остальным жителям Севара, заброшенного мира на краю Вселенной.

Тихо сев на ближайший бархан, находящийся в достаточном отдалении от машины, чтобы Дрейк с Ларой не услышали отчаянных воплей раненого животного, воющего человеческим голосом, я зарыдала громко и отчаянно, не сдерживая эмоций возможно впервые в жизни. Кто я? Что я? Почему этот мир извращенно выполняет мои желания, и почему выполняет? Отчего те люди так отчаянно кричали, взывая ко мне, как и кановары в пустыне? И было ли это на самом деле, или я просто запутавшаяся маленькая девочка, переставшая отличать сон от реальности?

Я больше ничего не знаю, не могу понять, потому как догадки противоречат здравой логике, так не может быть, слишком фантастично- сказочно! А другой вариант слишком чудовищен для правды! Похоже, я начинаю открывать глаза, но до конца не могу поверить в это,… не знаю, что предпочтительней.… Хочется вновь разреветься, но слез больше нет, их место заняла тупая боль, пробивающая молотком дыру в сердце. Накатившая мигом усталость свалилась на затылок, и я отчаянно захотела домой, в свою прошлую жизнь, где не было места сомнениям, где меня не хотели убить на каждом шагу и не проклинали последними словами за то, что я сотворила, не ненавидели так неистово, так злостно.… Хочу жизнь, в которой я была центром мира, одновременно спасаясь от его грехов в вымышленной реальности.

— Почему они ненавидят меня? — спрашиваю обладателя теплой руки, легшей на плечо, и крепко прижимая к груди мою голову. — Почему хотят убить?

— Не знаю… — коротко отвечает вкрадчивый женский голос. — Но если они обращаются к тебе, ты не можешь стоять в стороне, Налана.

— А если я устала сейчас, что будет дальше? Я хочу вернуться назад, Лара! Хочу назад к беззаботной жизни! Это слишком тяжело.

— Жизнь сложная штука, и мы должны принимать нелегкие решения, если хотим сотворить этот мир. Открой глаза, Налана! Посмотри на мир вокруг! Не знаю, что ты себе думаешь, и должна ли я говорить все это, но ты нужна, без тебя мы пропадем! Хоть раз в жизни поставь на карту не собственный эгоизм, а будущее целого мира! — восклицает Лара, гладя меня по светлым волосам цвета золота. — Ты Налана! Налана! Наше спасение!

— Ваша гребаная жестокая Богиня? — усмехаюсь я. — Что же не приписали мне титула Создателя Вселенной?

— Без тебя мы умрем, — тихо говорит Лара, резко отрывая руку от моего плеча, лишая капли жизненного тепла. Смотрю вдаль удаляющейся фигуре, наблюдая, как темный силуэт скрывается во тьме, оставляя меня вновь в одиночестве. В ее словах есть смысл, но только не для меня, разум отказывается принимать самый логичный вариант.

— Я не могу быть Богиней этого проклятого мира… — тихо говорю себе, бросая вдаль найденный рядом камень. — Тогда бы все было так, как хочу я! Да как я могу быть для кого-то спасением, если себя-то не могу спасти?

—Ты уже спасла, глупая, — раздается над ухом надменный холодный голос. — Осталась самая малость, — повернув голову на голос, неожиданно вижу стоящего надо мной Люциона. — Что, злишься? — окинув меня оценивающим взглядом, глумливо говорит он, сделав вокруг медленный круг, и гордо усаживаясь напротив прямо на песок. Скопировав мою позу, он скрестил ноги по-турецки, и выжидательно заглянул в глаза. Отмечаю, что он безумно похож на самодовольного напыщенного павлина, не хватает только хвост распустить.

— Ты… — только и могу вымолвить я, жадно хватая ртом воздух. — Какого черта? Тебя могут увидеть! — придя в себя, говорю в наглое красивое лицо.