Ирина Молчанова - Вампиры — дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид

Он упрямо покачал головой и продолжил:

— Все просто. Огонь-то они развести смогут, но вот потушить потом пожар едва ли. И сами по своей глупости сгорят в нем. Но скорее, будет по-другому. Детей спасают, за них погибают близкие, те, кто их очень любит. А дети потом быстро взрослеют и начинают понимать…

— Очень интересно, — нетерпеливо закивала девушка и прибавила: — Рада была тебя увидеть!

Георгий скользнул неприязненным взглядом по Даймонду, который не сводил печально-влюбленных глаз со своей хозяйки, и молча вышел из комнаты.

Анжелика около пяти минут сидела не шевелясь, как будто ждала какого-то сигнала. Наконец лицо ее озарилось нежной улыбкой. Девушка взглянула на Даймонда и похлопала рядом с собой по дивану.

— Иди ко мне!

Юноша сделал к ней нерешительный шаг и, не веря в свое счастье, остановился.

— Ну же, милый, скорее!

Когда он сел рядом, она взяла обеими руками его ладонь. Их взгляды встретились, и Анжелика промолвила:

— Ты ее убьешь.

Даймонд приоткрыл рот.

— Чи-и-и… — она поднесла пальчик к его губам, — не спорь. Ты ведь сделаешь это для меня, правда?!

Он молчал.

— Или я это сделаю сама. — Девушка отстранилась.

Юноша испуганно вздрогнул и на одном дыхании

прошептал:

— Я готов для тебя убить… и если нужно, умереть сам.

Улыбка вернулась на прекрасное лицо.

— Хорошо! — Анжелика вскочила, раскинула руки в стороны и закружилась по комнате. — Мерзкой девчонки не станет, и все будет как прежде: Лайонел вернется ко мне, и в этой комнате снова будут жить розы от него, я не отдам его никому…

Она не видела, как Даймонд, глядя на нее, до крови закусил губу. И не услышала, когда он выбежал из гостиной.

Девушка кружилась, а перед мысленным взором стояло красивое лицо с ледяными голубыми глазами.

Лайонел открывал дверь за дверью и громко захлопывал их. Он спустился на первый этаж и столкнулся с Ксаной.

— Где? — рявкнул молодой человек.

Девушка взволнованно обхватила себя руками и уточнила:

— Вильям? Я видела, как он заходил к Йоро, мне показалось…

Лайонел не дослушал — ринулся к нужной комнате.

Брат сидел в кресле, закинув ноги на столик, и разговаривал с Йоро. Но оба умолкли, как только Лайонел перешагнул порог.

— Тебе уже лучше? — приближаясь к брату, поинтересовался молодой человек.

— Да, — не глядя на него, ответил Вильям.

Лайонел помолчал, разглядывая его бесстрастное лицо.

— Ничего не хочешь мне сказать?

Вильям пожал плечами:

— Да вроде бы нет.

Реакция оказалась не той, на которую Лайонел рассчитывал. Он себе представлял, что брат разгромит весь дом, прежде чем его удастся успокоить. И сейчас был даже разочарован таким самообладанием.

Йоро ехидно улыбнулся и заметил:

— Лайонел огорчен; похоже, Вил, он планировал еще и морду тебе набить. Не знает только, как начать…

Лайонел метнул на него строгий взгляд.

— Животным слова не давали, иди в конуру!

Мальчик обнажил белые зубы и дерзко высунул язык.

Молодой человек, наблюдая, как маленький оборотень дразнится, нахмурился.

— Лучше бы я завел пекинеса!

— Еще не поздно это сделать! — сверкнул глазами Йоро. — Валяй, купи собачку, а меня выкинь на улицу.

— Размечтался, — фыркнул Лайонел, перевел взгляд на брата и словно невзначай сообщил: — Завтра убьют твою подружку!

Вильям не заинтересовался.

— Может, я недостаточно ясно выразился? — не выдержал Лайонел и раздельно повторил: — Твою Катю завтра убьют.

Брат наконец удостоил его взглядом.

— Мою Катю? — издевательски засмеялся Вильям и обратился к оборотню: — Йоро, ты слыхал что-нибудь забавнее?

Мальчик противно захихикал:

— Лайонел, похоже, теперь это твоя Катя!

В комнате возникла тишина.

— Вильям, а как же искренняя любовь? — Лайонел недоверчиво сощурился.

Брат пожал плечами.

— А знаешь, ты оказался прав, я ошибался. Мой ангел пал! — Он поднял руки над головой и зааплодировал. — Брависсимо, ты всегда и во всем прав! Это я должен был сказать?

Под пристальным взглядом брата Лайонел опустил глаза. Все складывалось, как он хотел, только почему-то долгожданного облегчения это не принесло. Он избавил Вильяма от очередной ошибки, а сам теперь чувствовал страшную неловкость, глядя ему в глаза. Всю их жизнь и бессмертие он только и занимался тем, что доказывал теорему за теоремой. Как вечный учитель у доски, которого из целого класса учеников волновал только один-единственный. Тот, кто все уроки напролет смотрел в окно, кого не интересовали формулы и доказательства. Тем временем, пока хорошисты и отличники добивались внимания учителя, двоечник после очередной решенной за него задачи неизменно отвечал: «Ты опять прав. А что дальше?»

Лайонел мысленно усмехнулся.

«Теперь ты знаешь ответ и не сделаешь ошибку», — так он всегда думал. Но ученик продолжал ошибаться, точно назло осточертевшему учителю.

— И ты не помчишься ее спасать? — спросил молодой человек, все еще не в силах поверить, что его священная миссия завершена.

— Зачем? — искренне изумился Вильям.

— Разве ты не чувствуешь вину за случившееся?

— Нет. А ты?

— Проклятье! — разъярился Лайонел. — Речь не обо мне!

— Почему?

— Что почему?

— Почему речь всегда только обо мне? — Вильям улыбнулся. — Ты взращиваешь во мне эгоиста, брат! Позволь мне поинтересоваться — а как ты сам? Все ли будет с тобой хорошо?

Лайонел сложил руки на груди.

— Хочешь ломать комедию — прекрасно! Надо думать, ты на меня обижен!

— Ну что ты, — засмеялся брат, — как я могу?! Уповаю только на одно — что переспать с этой лицемеркой было не слишком тяжелым для тебя бременем. И возможно, ты даже получил удовольствие?

Лайонел неожиданно почувствовал себя дурно. Такое бывало, если съесть человеческой пищи, но он сейчас даже вспомнить не мог, в каком году проделывал это последний раз. Как воочию он ощутил под пальцами нежное горячее тело, кожу на лице защекотало от прикосновения тугих теплых кудрей, ноздри задрожали от запаха земляничного шампуня.

«Получил ли я удовольствие?» — Лайонел переместил взгляд на стену, избегая смотреть на брата. Он даже себе боялся признаться, сколь велико удовольствие. Ему давно не было ни с кем так хорошо. И от мысли, что лживая девчонка не разделяет его мнения, хотелось что-нибудь сломать. А еще нестерпимо хотелось знать: а как сам Вильям оценил своего падшего ангела? Что говорил ей? Как смотрел? Как прикасался? Что же она ему сказала… после?