Татьяна Чернявская - Роза из клана Коршунов

— Папа, — почти взмолилась добрая женщина, глядя, как племянница медленно покрывается синими пятнами и оседает на стул, — давай не за столом. Не стесняйся, милая, ты нас совсем не обременяешь. Так здорово, что ты, наконец, нашлась. Мы очень волновались за тебя, когда узнали, что случилось на границе. Так ужасно… Потом Ерош слышал, что на площади странная девушка напала на Наследника и заставила летать рыб. Это была наша последняя надежда. Ты кушай, кушай. Пирог уже холодный, но если с вон тем салатом, давай наложу. Сколько же тебе пришлось вынести, пока добралась к нам, в столицу.

Каринка несмело прикоснулась к еде и нашла мясной пирог просто нежнейшим, а салат очень оригинальным. Несмотря на голод, еда не слишком лезла в рот: сказывался избыток событий за один вечер. Тётя продолжала говорить всякие приятные, любой девушке вещи, бегло пересказывать новости семьи и следить, за тем, чтобы тарелка не пустела. Другие домочадцы к еде почти не прикасались и лишь следили за новой родственницей, от чего той становилось немного не по себе. Мысль, что в этом доме общий ужин состоялся раньше её появления, пришла на ум далеко не сразу. Сперва была всякая глупость об отравах, экспериментах и заговоре.

— Мы так и не узнали, как же ты спаслась из Постава и Императорской тюрьмы, — цинично заметила Малика, дочь младшего брата Авераса.

Он был учёным и занимался устройством рудников на севере Кольцевых гор. Во время одной из проверок его завалило в шахте, тогда то четырнадцатилетнюю Малику и забрали к себе родственники из столицы, поскольку матери она лишилась ещё раньше во время эпидемии холеры. Возможно сиротство, возможно наследственность, но характер у девушки сложился сложный и неприятно склочный. Это весьма импонировало их сближению с не менее сварливым дедом, сделав единой силой в этом семействе. Каринаррия отчего-то совсем не сочувствовала своей "подруге по несчастью".

— Прозвучит, наверное, странно, — Каринка после непривычно долгого кормления перешла к десерту из замечательного молочного желе и жареных яблок, — но меня в обоих случаях спас Гхурто Рокирх. Сначала он вместе с другими гроллинам вывез меня из города, а теперь замолвил слово перед Императором.

— Действительно, странно, — проговорил старик с уже большим почтением в голосе.

— Если учесть, что повелители вурлоков неблагодарно забыли о нашем роде, — поджала губу въедливая красавица, — странно, что…

— Пошли, — Корсач поднялся из-за стола и весьма уверенно для слепого отправился в гостиную, — расскажешь всем, какими Талантами обладаешь. Показывать не обязательно…

Семейство дружно встало и, невзирая на недоконченную трапезу, отправилось следом. Из чего Карина заключила, что либо авторитет старика был настолько велик у его родных, либо странное действо с демонстрацией талантов было чем-то из рук вон выходящим. Последнее привело её в ужас, поскольку любая попытка музицировать с её стороны могла окончательно разрушить только что установившиеся отношения с роднёй.

— Что подразумевается под Талантом? — скромно поинтересовалась она у тёти, когда та провожала её в гостиную.

— Талант? — искренне удивилась женщина, словно у неё уточняли значение слова "окно" или "земля". — Твои необычные способности. У тебя же есть необычные способности, благодаря которым Его Высочество Гхурто Рокирх помог тебе? В нашем роду они есть у всех. К примеру, Малика умеет замечательно составлять ароматы и вкусы, превращая один продукт в другой. Мы весной откроем для неё лавку косметических средств, так принято, что бы каждый получал то ремесло, к которому у него Талант. Я могу работать с металлами, как и отец. Только я не кую оружие, а делаю украшения, это как-то приятнее. Твоя тётя Фелишия с детства читала мысли окружающих и теперь всем читает просто чудесные проповеди. Ты же слышала про святую из Монастыря у Дремучего Бора? Она редко навещает нас, но поддерживает переписку. Когда я сообщу, что ты жива, она будет очень счастлива! Вот наша Кехиция прекрасно управляется с растениями, подрастёт и придумает, где может помочь такая способность.

Услышав это, девочка показала язык и одним прикосновением заставила пустить густые корни срезанную ветку хризантемы на трёхногом кованом столике в прихожей. Её брат едва успел словить стеклянный бокал, служивший для букета вазой.

— Да уж, — заметила женщина, её лицо сильно погрустнело и приобрело смущённый вид, — с Ерошем всё сложнее. В нас слишком мало осталось крови вурлоков.

Парень тут же залился густой краской и поспешил быстрее скрыться в гостиной. Видимо, в этом доме не слишком поощрялась такая схожесть с обычными людьми. Это прекрасно объясняло и его замкнутость, и лёгкую неловкость в общении с окружающими. Быть изгоем даже в очень хорошей семье совсем не просто.

— Твой папаша, тоже бесталанный был, — ворчливо прокомментировал слова дочери старик, успевший расположиться в большом кресле и вытянуть жилистые ноги к огню. — Рим хоть в земле копался, за что и пострадал. Рас же совсем ни к чему не годен был. Бугай знатный, только мечом махать и горазд. Вздорный, своевольный и неблагодарный! Это представить только, пойти в головорезы к Императору, лишь бы не служить на пользу семьи. Мальчишка… и правильно, что его вурлоки запороли. В таком…

— Папа, — снова покраснела Эналия, беспокоясь за дочерние чувства племянницы.

Беспокоилась она напрасно. Каринаррия очень любила отца и почитала его едва ли не выше местного сонма святых, поскольку малый набор воспоминаний десятилетней давности способствовал превращению его в образ выдающегося и самоотверженного воина, примерного семьянина и просто прекрасного человека. Девушка бережно хранила в глубине души каждую мелочь, связывающую её с родителем, но также в глубине души понимала, что идеалов не существует. Зная практически наизусть все походные дневники бесстрашного генерала западной армии и помня его комментарии к книгам и письмам, Каринка вполне могла предположить, что её отец скорее пошёл бы против традиций семьи, нарушил древние запреты, разорвал все связи с прошлым, чем прислуживал на неугодном поприще под порицанием и снисхождением родных. Таков был норов Авераса Корсача, и именно этот норов делал его предметом гордости для дочери. И любое замечание к его особе, так оскорблявшее нежное сердечко Каринки в детские годы, теперь принималось как чужая точка зрения.

— Ну, я не могу назвать это сколь-нибудь полезным Талантом, — решилась прервать излияния застарелой обиды девушка, смущаясь перед несчастным Ерошем, наверняка, надеявшимся, что двоюродная сестра тоже будет обычным человеком. — Я с водой дружу…