Дмитрий Колотилин - Морок Забвения (СИ)
- Андриан, что с людьми?
- Все здесь, сеньоре, - отозвался мексиканский орк, машинально стукнув о костяной щит иззубренной секирой: - Среди нас лишь два десятка выше сотого уровня, еще два десятка выше пятидесятого, остальные только недавно вошли, сами же понимаете, почему.
- Понимаю, - согласно киваю: - Опытные лекари имеются?
- Да, сеньоре, двое.
- Тяжко им придется, ладно, делать нечего, бери всех боевых и за нами на взгорок перед низиной. Так будет проще защищаться, а остальные пусть не отходят от костров.
- Да куда они отойдут? Все тут и будут.
- И это, на всякий случай, всех ниже пятидесятого оставь в лагере, если что, может, задержат, пока мы подоспеем.
- А что может случиться, сеньоре?
- Все, что угодно, но лучше, чтобы не случалось.
- Люди будут молить об этом, обязательно будут.
- Хорошо, уж лучше пусть молятся, чем орут на всю округу в рыданиях, - буркнул я себе под нос, двинувшись к взгорку и доставая два своих двуручника.
- Сеньоре! – донеслось позади: - Так вы что сможете с двумя?
- А у меня есть выбор? – говорю себе тихо и тут же отвечаю уже громче: - Справлюсь! Только всех предупреди, чтобы были подальше от меня, а то ненароком нашинкую!
- Прям надежду в них вселил, - Емеля, идущий справа от меня, ехидно улыбнулся: - Прям воспаряли духом, так и чую.
- Нет у меня желания на громкие речи.
- Да и не нужно их, сами же вроде понимают, да и так все верят.
- Во что?
- А боги их знают. Но я видел, что те смотрели на нас как-то иначе, нежели при встрече. Будто бы с благодарностью.
- За что?
- За то, наверное, что не бросили их, а встали на защиту. Люди же всегда больше верят тем, кто за них стоит, а не тем, кто с ними идет. Вот и сейчас, взглянешь назад и увидишь, что за тобой люди пошли, хотя знают тебя несколько часов. А если скажешь им, что ты…
- Давай без этого, я и сам не уверен, а ты меня уже в святые ставишь, не надо мне тут сотни молящихся на меня…
- А они никому не нужны, - отозвался старец, вдруг появившийся рядом со мной, выйдя из-за массивного тела Мрака: - Богам треба не молиться, но славить их. А те, кто молит, тот будто бы в пустом колодце воду ищет. Вера и слава творят чудо, сила и правда творят святость. Ведай сие и поведай другим, и славь то, что от сути своей есть правда святая.
- А что же вы тогда, отче, скажете про то, что говорят обо мне, как о святом?
- А что тут говорить? Деяния чисты, путь в правде, добро всем, как не считать святым сию добродетель? Так дитя своих родителей считает святыми, коль они о нем заботятся, а родители детей своих считают святыми, покуда те слушаются их. Так от чего же не считать и тебя святым тем, кто благодарит за деяния и идет за тобой? Аль ты от этого станешь выше их? Нет, но вот примером для деяний во благо всем станешь, и сие есть суть учения детей наших на поступках наших. И будут дети твои говорить, что жил ты в правде, и они будут жить в правде и помнить об этом, и не забудут поведать о тебе потомкам твоим.
- Хм, отче, правы вы, особенно про родителей, - я еле сдержался, когда всесокрушающая волна воспоминаний обрушилась, принося с собой почти что забытое лицо моей матери, ее голос, ее руки…
- Ну, тогда за дело святое, да во славу правды! – вдруг проревел Емеля, выставляя щит и меч вперед, готовясь встретить незаметно для меня оказавшихся уже вблизи гостей: - Стоим стеной! Никто не выходит вперед! Никто не лезет и не бросает! Слушать меня, лекари за спины, лечите по откату! Танки вперед, стрелки к лекарям, бить по готовности! Маги, веселитесь так, чтобы нас не завеселить!
Дружный рев раздался над нашим войском, к Емеле тут же подошли с двух сторон четверо драконидов, уступивших в росте, но не ширине. Кажется, двое из них были женщинами, хотя, я не успел различить, прикинув, что те уступали остальным в комплекции, хотя держали такие же щиты и изогнутые глефы с короткими древками для удобства. Рядом встали широкоплечие орки, злобно скаля свои клыки, за ними мелькали несколько гоблинов стрелков и шаманов с лекарями.
- Держим строй! Бьем разом! – очередной раз крикнул Емеля, после обратившись ко мне со скалящейся улыбкой: - Гуляй, княже, а мы тут постоим, подержим их.
Будто бы взвели рубильник внутри меня, пуская по телу разряды тока, активирующего все внутренние резервы. Ночной сумрак в миг отступил, серость поглотила окружающий мир, стоявшие рядом защитники и идущие враги окрасились алыми цветами. Нет, не окрасились, они попросту источали собственную жизненную силу, вращающуюся внутри сосудов, называемых телами. Мириады витиеватых всполохов двигались от центра груди по телу, рукам и ногам к кончикам пальцев, разворачивались и стремились обратно к центру. И цвета каждый ауры были своеобразные, неповторимые, как и сила их сияний, и выделялась в этом многообразии золотистая аура старца, стоявшего рядом с двумя лекарями и что-то им объясняющего.
Обращаю внимание на ауру Емели, та сияет, источая белесый свет, но толстые черные нити, стягиваясь воедино подобно кокону, стремятся поглотить этот свет, заключив его внутри себя. Перевожу взгляд на себя и вижу примерно то же самое, лишь только нити истонченные, и не в силах стянуться, точнее…, черные нити пересекаются с белыми, сплетаясь в витиеватые узоры, безостановочно изменяющиеся в едином сосуществовании.
Взгляд в сторону на приближающиеся шаги, и передо мной возникает серый силуэт, перетянутый мириадами черных нитей, сплетенных в плотные бинты, окутывающие блекло тлеющую ауру. Чернота источаемого мрака срывается с плоти бинтов и, превращаясь в дым и удаляясь, вспыхивает от соприкосновения с чуждым для нее сиянием мира. Обращенный взгляд пронизывающего мрака изучает, решая для себя что-то, я ощущаю первородную ненависть к противоположному и неутолимый голод. Мгновение, и, сжавшись перед броском, пучок мрака вдруг рванул навстречу, будто бы хлыст плети, за ним тут же рванули и другие, противник шагнул вперед, занося старое оскверненное железо, и за ним приближались остальные.
- Не выскакиваем! – раздался голос Емели: - Бьем вместе, чтобы не окружили! Да не смотрите на него, он сам справится! Мрак! Защищай старца!!!
Уход в сторону с резким разворотом, переходящем в кручение карусели, два двуручных меча засвистели свою песню, набирая скорость. Жгуты яростно хлестали по воздуху, пытаясь вцепиться, но оказывались не там, где я уже был, а карусель все ускорялась и ускорялась, увеличивая инерцию полета смертоносной стали. Круговой росчерк приблизился к атакующему, и лезвие с легкостью рассекло по длине выставленную руку, из которой тут же вырвались всполохи запечатанной в жгуты ауры, рассеивающейся по миру подобно истаивающему дымку пара в холод.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});