Красная Шкапочка - Наследники Скорби
— За младшого Нерунова, — с гордостью ответил, вошедший с охапкой дров отец.
— За Горяя что ли? Так он же по весне с Боряновой дочкой миловался, — подивилась старшая.
— Разладилось у них, — развела руками Млада.
— Ах, разладилось… — протянула Лесана.
Еще бы. У нее с Мирутой тоже любовь не задалась. А теперь и братец его оказался верхоглядом. Чего же ожидать-то. Оно и понятно — семья обережницы получше семьи шорника будет. От таких родовичей морду не воротят.
Стешка покраснела и потупила очи. Эх, и красивая! Ну, Горяй, не дай тебе Хранители, девку обидеть. Про себя Лесана подумала, что, случись такое — шкуру с дурака спустит.
А дождь хлестал по крыше. Он хлестал весь день и всю ночь, а потом и все утро, а затем снова весь день и всю ночь. Лесана с Тамиром, коротая непогодье, целыми днями спали и ждали, когда можно будет хоть нос показать за околицу. Увы.
Земля уже не впитывала влагу, раскисла, покрылась глубокими лужами и стало ясно, что солнца не ждать ни завтра, ни послезавтра. Разверзлись хляби небесные. Ливни сменились нудной моросью и пускаться в путь по такой погоде было немыслимо. Лесана с Тамиром пытались занять себя хоть чем-то, но что делать, сидя в избе?
Обережница уже и к Неруну сходила, потолковала с ним о делах веси, о том, как подати собирают, да поведут ли обоз по санному пути. Спрашивала про Ходящих, не донимали ли, не воровали людей? Просила, буде кто покусанный из лесу воротится — чтобы сразу запирали да посылали за колдуном.
Староста слушал, кивал и больше уже не видел в деловитой угрюмой девке бывшей невесты старшего сына, все позабылось. Мирута на глаза Лесане ни разу не попался, а вот Горяя она увидела. И подивилась снова тому, как вытянулся давешний мальчишка, каким ладным парнем стал. А он глядел на гостью открыто и прямо. Пожалуй, понятно, отчего Стояна покой потеряла. Жених — загляденье, стройный, как тополь и лицом вышел. Меньшие дети, хоть и балованные, так и нравом ведь мягче старших.
А клятый дождь все лил и лил…
***
На сеновале было тепло. Влажный воздух особенно остро пах разнотравьем. Капли воды стучали по крыше, навевая тоску и досаду. Новая седмица в родной веси вымотала Лесане душу. Покамест ехали сюда с Тамиром, она все думала, как скажет родителям, что забирает Русая и не измыслила ничего лучше, чем сказать в день отъезда. Так и ей, и им спокойнее. Пускай себе живут, сердце не надрывают попусту. Лучше уж одним махом, как зуб гнилой, вырвать парня из рода, чем длить родительскую тоску от дня ко дню, от ночи к ночи.
Вот только с отъездом все не складывалось. Ох и сырой выдался урожайник! А уж холодный…
Двенадцатый день обережники сидели безвылазно в деревне. Упыри и те по норам попрятались. Тамир от скуки и непривычного безделья сунулся было жальник проверить, да уже через оборот вернулся злой, мокрый и грязный по самые уши. К старому буевищу что раскинулось за оврагом, он пройти так и не сумел.
— Сроду до покойников вплавь не добирался и не собираюсь. Там, если кто и встал, тот сразу в грязи завяз, — ругался колдун, стаскивая с себя одежу. — Еще пару дней такой распутицы и лапы как у лягухи отрастут.
Обережница лишь уныло кивнула в ответ. Вот ведь заперли их тут тучи проклятые! И дороги нет, и на душе муторно, и Стешкина печаль-тоска, как ножом по сердцу. Ей же, дурехе влюбленной, дела нет до непогоды, ей бы сватов дождаться. Елька так вообще Лесаны и Тамира дичится, старается на глаза не попадаться. Как была тихоней, так и осталась. Одна отрада — Русай. Целыми днями вьется вокруг и теребит расспросами.
Лесана улыбнулась, вспоминая как брат, плюя на мрачность и неразговорчивость колдуна, выспрашивал его про упыриные потроха.
— А что, правда, будто у них вместо кишок змеи ядовитые?
— Какие тебе змеи, — отмахивался наузник. — Черви да опарыши.
— Фу! А ты прям так и видел? — недоверчиво заглядывал мальчонок в темные глаза.
— И видел, и щупал.
— Фу-у-у… а щупал зачем?
Тамир хмыкнул:
— А они скользкие такие, копошатся… — заговорил он вкрадчиво, — блестящие…
— И чего? — Руська вместо того, чтобы позеленеть, искренне недоумевал: — Дак ведь воняют, поди?
— А то!
— Тьфу! А правду говорят, что печенкой волколачьей можно от сухотной лечить и ее целители в зелья добавляют?
— Правда.
Мальчишка почесал за ухом:
— А, правда, что ты покойника поднять можешь?
— Могу.
Русай покусал губу:
— А ежели можешь, так что ты их супротив оборотней не двинешь? Зачем людям ратиться?
— Экий ты ушлый, — подивился Тамир. — Одного мертвяка поднять силы надо немало и крови пролить порядком. А уж, чтобы делать его что-то заставить и вовсе… Тут же ратиться надо, а много тебе мертвяк неповоротливый навоюет? Это они, когда в Ходящих перерождаются, шустрые. А Даром их долго не продержишь. Мертвая душа силы из живой за оборот высасывает.
Паренек приуныл.
— Ну и ладно! Вот вырасту, попрошу батю, чтобы в ершимскую дружину меня отдал. Научусь этим тварям бошки рубить.
Лесане от этого его пыла становилось гадко на душе. Горел мальчишка. Уж и жила в нем перекрыта, а все одно — естество не обманешь.
— А проклясть ты можешь, Мертвую Волю наложить? — снова лез под руку колдуну братец.
— Могу. И сестра твоя может, — пожал плечами Тамир. — А лекарь отраву такую сварит, что все кишки через зад вывалятся.
— Так уж и все? — недоверчиво протянул Руська.
— Ну, может какие и останутся, — зевнул колдун, вытягиваясь на мягком сене.
— Лесан, правда? — в голове паренька не укладывалось, что девке, пусть и вою, такое по силам.
— Правда, Русай.
— Отчего же ты Мируту не прокляла, когда он тебя лаял? — в голосе молодшего звенела горькая обида.
— Да сдался он мне. Разве ж дело — за пустой брех такую виру возлагать? Понял?
— Понял. Но вырасту, все равно ребра переломаю.
— Уймись уж, — усмехнулась Лесана. — Да домой ступай. Вон, мать с крыльца зовет.
— Можно спать к вам приду?
Руське совсем не хотелось уходить. Чего он дома забыл? Мать опять ругать начнет, что возле колдуна вертелся. Батя, поди, за ухо оттаскает, из-за неубранного хлева. Стешка будет в закутке своем выть по жениху, который все никак не йдет, под дождем растаять боится. Елька бусы станет перебирать или рубаху вышивать. А пока отец светец не загасит, будут они все промеж собой языками молоть. Тьфу.
То ли дело Лесана. Слова зряшного не проронит. Не станет трепаться про козу, что, клятая, даже под таким дождем умудрилась огород вытоптать. Вспомнив про рогатую, мальчонок и вовсе загрустил. Позабыл, что мать велела сломанный рог ей вычистить. Эх, точно батя за ухо оттреплет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});