Вера Камша - От войны до войны

Мимо промчался всадник, обогнал идущих и ловко осадил коня перед возглавлявшими колонну факельщиками.

– Монсеньор, мы подходим!

«Мы»… Мы – это Эмиль Савиньяк, с генералом все в порядке, и он подходит к городу! Но как он узнал?

– Спасибо, Роже. – Эр помнил по имени всех, с кем единожды говорил.

– Мой генерал ждет приказаний.

– Где вы?

– Сейчас, – Роже на мгновение задумался, – должны быть около Ларрины.

– Прекрасно. Ваше дело – промыть город от предместий через Верхний город к Данару и дальше к Нижнему. Мародеров – на фонари. Переусердствуете – не беда, но к полудню должно быть тихо. Отправляйтесь.

– Слушаюсь. – Роже заворотил коня, Ворон проводил его взглядом.

– Людей Савиньяка можно узнать по посадке, не правда ли, юноша?

Дик кивнул, хотя лично он не взялся бы определить, у кого служит тот или иной всадник.

– Не волнуйтесь, юноша, скоро все закончится.

Все закончится? А убитые, разоренные дома, осиротевшие, ограбленные, испуганные люди?

– Монсеньор… Почему мы…

– Хватит, юноша, – Рокэ и не подумал повысить голос, но уж лучше бы он прикрикнул. – И впредь никаких «мы». Я делаю то, что считаю нужным, а вы – то, что скажу я.

Стало муторно, как всегда, когда он нарывался на резкую отповедь. А он сам хорош, нашел кого спрашивать. Ворону нет дела ни до кого, кроме своей особы, а он еще пытался его защищать, спорил с матушкой, с Налем, с эром Августом…

– Стоять.

Ричард остановился. Они почти пришли. Совсем рядом на светлеющем небе темнел силуэт колокольни Святой Моники. Стало холодно, ночь кончалась, за городом выпадала роса, скоро проснутся птицы.

– Монсеньор!

Дик не понял, откуда появился полковник Ансел. Исполняющий обязанности коменданта Олларии был встревожен.

– Доброе утро, полковник.

– Какие приказания? – Судя по голосу, Анселу, в отличие от Ворона, утро добрым не казалось.

– Наступать по Желтой улице и теснить лигистов от домов к центру площади. Теньент Давенпорт идет Фонтанным проездом, теньент Варден – улицей Святой Моники, я – Битым проулком. Стража со своими бочками готова?

– Они здесь!

– Мы снимем лигистские заставы, и сразу же – сразу же! – беритесь за соседние улицы. Если что – ломать крыши. Пожаров нам не нужно.

– Но… Монсеньор, хозяева будут недовольны.

– Лучше жаловаться кансилльеру, чем Леворукому. Вы – комендант Олларии, вы и за пожары ответите.

– Но там дворец Манриков!

– Да хоть Раканов! Хватит, Ансел. Чем дольше будете страдать, тем меньше шансов унять огонь.

Пожары? Да, гонец говорил, но почему не пахнет дымом? Хотя дома здесь высокие, а ветер сносит дым к Данару. Там – мокрые от недавних дождей сады и старые аббатства, там гореть нечему или почти нечему.

– Ветер на вашей стороне, полковник, – засмеялся Ворон и, больше не обращая внимания на коменданта, пошел вдоль переминавшейся с ноги на ногу роты. Ричард остался стоять – он, в конце концов, не собачонка, чтобы бегать за своим эром и получать пинки. Юноше казалось, что он пьян от усталости и кровавой суеты. Ноги не желали стоять, все качалось и плыло, перед глазами мелькали то хохочущая женщина в маршальском плаще, то бьющееся в петле тело, то пегая лошадь на светло-серой стене. Зачем там лошадь? И где его карас? Его? Древний камень недолго оставался у Повелителя Скал…

– Хлебните касеры, юноша, – Рокэ с сомнением разглядывал своего оруженосца, – то, что вы видите, это еще не бунт и уж тем более не восстание…

Ричард послушно взял протянутую кем-то флягу. Касера снова помогла – туман в голове рассеялся. Подбежал пузатый капрал – у Давенпорта все было готово.

Рокэ кивнул и оглянулся на своих людей, словно что-то подсчитывая. Плащ маршала остался на Золотой улице, когда Рокэ избавился от шляпы и перчаток, Дик не заметил. Который же сейчас час? Светает в эту пору рано, наверное, часов пять. Резкий ветер взъерошил черные волосы Алвы, словно отдавая честь своему Повелителю. Герцог помянул Леворукого с его кошками и быстро пошел вперед.

– Нет, – упрямо повторил Герард и добавил: – Лучше умереть, чем жить трусом.

– Пропадать всем глупо, – устало произнесла Луиза.

Они спорили второй час. Когда стало ясно, что черноленточники не уснут и не уйдут, Луиза отправила Герарда искать выход через чердак. Сын хоть и с трудом, но добрался по крышам до конца улицы и нашел открытое слуховое окно. Другое дело, что добраться до него мог мечтающий о гвардии мальчишка, но не старуха и не воспитанная барышня.

– Мама, ты не понимаешь, – забормотал Герард. – Если вас убьют, как мне жить с таким клеймом… Я отведу Жюля и вернусь.

– А как мне умирать? Ведь это я вас сюда привезла… Твой долг позаботиться о Жюле.

– Он найдет графа Крединьи. Ему можно, он мелкий еще.

Спорить можно было до бесконечности, и Луиза замолчала. Если Герард говорит, что ни Селина, ни Амалия по крышам не пройдут, значит, не пройдут. О ней и матери и говорить не приходится.

– Хорошо, спрячь Жюля и делай что хочешь. Светает, поторопись.

Герард кивнул. Жюль, взволнованный и недовольный, в темной куртке и кожаных штанах, топтался у чердачной двери.

– Мама, – заныл он, – я не хочу… Мы будем драться! Мы покажем этим мужланам…

«Этим мужланам»… Слова, достойные внука тесемочницы. Если бы мать не корчила из себя графиню, ничего бы не случилось. Нельзя жить среди собак и мяукать. Если ты, разумеется, не лев.

– Замолчи. – С Селиной и Герардом можно говорить по-человечески, но на младших приходится орать. – Твое дело молчать и слушаться.

– А… – Жюль осекся, – вы скоро?

– Скоро!

Жюль выживет, иначе просто не может быть! И Герард тоже. Она запрет чердачное окно, и парню придется вернуться к брату, а ее дело – девочки и мать. Селина и Амалия не должны достаться пьяным скотам, значит, их с Денизой дело… У Денизы должны быть нужные травы… Сонное зелье не годится, слишком поздно, оно не подействует. Не успеет – вот-вот рассветет, заявятся черноленточники. И потом, спящие всегда беспомощны, а надежда умирает последней. Значит, кинжал? Да, наверное…

– Мам, мы пошли.

– Я поднимусь с вами.

– Зачем? Я скоро вернусь.

Герард – умница, наверняка понял, что она затеяла, но спорить при Жюле не может, а потом ему ничего не останется.

– Разумеется, – она улыбнулась так беззаботно, как могла. Только бы не зареветь и все не испортить. Жюль не должен знать, что никто не придет. Почему в Олларии такие крутые крыши? Чтобы прыгать по ним, нужно родиться кошкой. А если черноленточники глянут наверх, если у них не только колья и дубинки, но и мушкеты? Не сметь воображать себе всякие ужасы! Их и так больше чем нужно.