Юрий Никитин - Истребивший магию

Они набежали радостной толпой, готовые свалить и затоптать, и волхв словно замерцал на месте, неуловимо быстро сдвигаясь, выбрасывая вперед и в стороны кулаки, делая захваты и броски через голову. Для бросков он даже не приседал, почти не приседал, и несчастные взлетали высоко в воздух, еще не понимая, что с ними случилось.

Через минуту всю землю вокруг усеяли упавшие, сбитые с ног, оглушенные, но слишком тупые, чтобы понять такое. Они продолжали подниматься и набрасываться однообразно и тупо, уже с разбитыми в кровь лицами. Один вообще выплюнул пригоршню зубов, но в который раз поднимался и, нагнув голову, как бык, бросался в бой. Барвинок видела, как гнев Олега переходит в ярость, и наконец вместо того, чтобы пропустить его мимо, просто жестко и зло ударил кулаком в опущенную голову.

Несчастный рухнул, словно ему отрубили ноги. Остальные ринулись с тупым однообразным ревом. Олег, стиснув челюсти, стоял на месте, прямой, как столб. И остался, когда эти неуклюжие люди разлетелись в стороны, как мешки с сеном, и там остались, неподвижные, как срубленные деревья.

Он брезгливо отряхнул ладони.

– Какая мерзость… И сколько ни убивай, всегда находится замена…

Она вскрикнула:

– Ты их убил?

Он отмахнулся.

– Кто-то выживет. Пойдем! Что за жизнь, задерживают и мешают уже не только женщины.

Она взглянула сердито, но после такой жестокой драки всю трясет, и не нашлась с ядовитым ответом, а их у нее целый мешок на все случаи жизни, что этот гад о себе возомнил, изрекает глупости так уверенно, будто так и есть, и хотя так и есть, но ничего подобного!

Луна выскользнула из-за черных, как уголь, облаков, призрачный свет упал на могильные камни и ровные холмики. Кое-где камни высятся огромные, с обтесанной стороной, где видны знаки, но в полутьме она их разобрать не могла.

– Только не говори, – взмолилась она дрожащим голосом, – что надо идти через кладбище!

Он оглянулся, поморщился, но в глазах она с изумлением уловила сочувствие.

– Хорошо, – сказал он, – обойдем. Не настолько уж и дальше…

– Нет, – возразила она, – пойдем напрямик!

– Хорошо, – сказал он послушно, – как скажешь.

Из темного неба страшно блеснуло ослепительно-белым огнем. Барвинок охнула и закрыла лицо ладонями, но и под опущенными веками отпечатался исполинский светящийся корень из сплошного огня, ветвистый и чудовищно уродливый.

Донесся нетерпеливый голос Олега, она проморгалась и побежала к нему, почти ничего не видя. Еще пару раз страшно сверкнула молния, уже дальше, но затем одна ударила в землю совсем близко, там образовалась дымящаяся дыра с оплавленными краями, темно-вишневыми, бугристыми, словно нарыв.

Олег шел наискось, глядя прямо перед собой, Барвинок зажала всю волю в кулак и пошла за ним следом, глядя только в спину и стараясь ничего не пугаться, ничего не замечать, ни на что не реагировать.

В самом конце кладбища у забора двое могильщиков при свете факела копали яму. Один выбрался наверх, лохматый и страшный, будто пролежавший пару недель мертвец, второй из ямы посмотрел, как тот тупо шарит в мешке, словно ищет мышь в пещере, крикнул раздраженно:

– Если снова все выпьешь сам – убью и закопаю здесь же!

– Не надоело? – проговорил первый.

– На этот раз закопаю поглубже!

Он говорил громко, кося глазом на Барвинок, но она храбро вскинула носик и постаралась держаться ближе к волхву, с ним ничего не страшно, даже если это не шуточки такие грубые, а правда.

Когда кладбище осталось за спиной, а впереди только залитая лунным светом равнина, она перевела дыхание, хотя все еще трясет, спросила как можно небрежнее:

– А что, надо идти обязательно ночью? Кто он хоть такой, этот Черный Маг?

– Хозяин большой части земли, – ответил Олег коротко.

– Староста?

– Хозяин, – повторил он. – Не знаешь разницы?

– Знаю, – ответила она, – но как можно стать…

Он бросил на ходу нетерпеливо:

– Начал с магии и ею упрочил свое положение, но теперь у него армия головорезов, что держат в страхе все окрестные деревни. Налоги поднял втрое, к тому же начал забирать понравившихся ему девушек к себе во дворец. Раньше еще возвращались через два-три дня, измученные, порой битые, но теперь, по слухам, их вообще держат со скотом вместе…

– Мерзавец! – вырвалось у нее.

Он коротко и зло сверкнул во тьме белыми, как кипень, зубами.

– Согласен. А началось, как видишь, с магии.

Она возразила:

– Началось с того, что он вообще нехороший человек! И без всякой магии вел бы себя так же…

Он покачал головой.

– Не дал бог свинье рог, иначе бы всех перебодала. А этому дал. Магию. Без нее он бы так и работал всю жизнь плотником. А плотник столько бед не натворит, даже если бы и сильно захотел. Потому и говорю, что нужно искоренить саму магию. Всю. Целиком! И чтоб даже мечтать о ней больше не могли.

Она стиснула зубы, чтобы не наорать, но так ничего не добьется, уже поняла, некоторое время почти бежала за ним, едва поспевая, наконец выговорила с трудом:

– Ты сумасшедший! Ты идешь против самой сути человека!

Он подумал, двигаясь все так же неслышно и быстро, глаза мрачно блеснули.

– Ага.

Она завопила в бешенстве от такой дурости и непонимания:

– Ты не понимаешь? Это невозможно!.. Ты обречен! Тебя даже не убьют, сам убьешься о те стены, которые пробуешь ломать! Страсть к магии в человеке неистребима!

Он проворчал:

– Суть человека… А какая она? Если ребенка не воспитывать, а отнести в лес, каким вырастет?

– Погибнет, – возразила она.

Она видела, как он поморщился, будто хлебнул вместо молока простокваши.

– Ты можешь, – сказал он раздраженно, – не возражать на все просто потому, что возражать обожаешь? А если бы не погиб? Каким бы вырос?.. Точно – не человеком!

– А кем?

Он отмахнулся.

– Не знаю. Человеком делают родители. И такие же дети на улице.

– То ребенок, – возразила она и подумала, что в самом деле возражает просто автоматически, ну как можно не возразить, когда слышишь этот самодовольный занудный голос, полный грубой мужской уверенности. – А то – взрослые!..

– Воспитывать нужно всех, – обронил он задумчиво.

– Так не бывает, – сказала она.

– А жаль, – медленно сказал он, – надо бы что-то такое придумать… чтобы и взрослого… всю жизнь…

Прошли мелкий перелесок, затем и тот кончился, луна снова заливает мир серебряным неживым светом. Теперь она отчетливее видела волхва и его очень задумчивое лицо, будто вот сейчас взялся решать сложнейшую задачу, как воспитывать и взрослого, воспитывать всю жизнь, а под ногами ямы, коряги, острые сучья, все это перепрыгивает будто не он, а его тело, а он там внутри мыслит и решает какие-то сложные задачи, зануда полосатая.