Макс Фрай - Жалобная книга

– Понятно. Дальше рассказывай.

– Да тут и рассказывать особенно нечего. Смотри, ну вот тебе противоположный пример, художник этот из «Кофеина», жертва грядущего делириума… Это ведь даже благо, что у него ощущения притупились по моей милости. Потому что там такие страсти-мордасти, не приведи господи! Мне-то вполне интересно было, но только потому, что сегодня я четко отделяла себя от него, все время осознавала, что это – не моя жизнь. А то бы ужас вышел, вообразить боюсь… В общем, принцип тебе должен быть понятен: если я вижу, что мое воровство ничего не меняет или даже облегчает боль – ну и славно, значит, все дозволено. А если совсем хороший человек попадется, вроде этой вот вчерашней Лии, – что ж, тогда следует чуть-чуть покайфовать и оставить человека в покое. Так что хорошо даже, что меня вчера старуха изгнала. Надеюсь, она и Чингизида твоего изгонит как-нибудь. Потому что кому-кому, а Лие я от души желаю прожить свою жизнь во всей полноте. Она очень хорошая, для такой все оттенки настроения важны. Но подобных людей, сам знаешь, мало… В общем, вот такой у меня вышел расизм, дискриминация и прочий жуткий фашизм. Но люди ведь правда вовсе не равны – просто потому, что все разные. Разве нет?

Я смеюсь – скорее от облегчения, чем по иной причине. Что ж, коли так, дело в шляпе. Если Вареньке удобно сейчас делить человечество на тех, кого можно обкрадывать, и тех, кого трогать нельзя, – пусть себе чудит, это делу не помеха. Все накхи со своими жуками в голове, да и не только накхи… Эти самые жуки, возможно, один из основных отличительных признаков нашего вида.

Поворачивая ключ в замке, слышу, как за стеной начинает дребезжать телефон. Хозяйский аппарат – большой мастер издавать совершенно непотребные звуки. Словно бы неживой человек решил вдруг спросить: «Как дела?» – даже не робот с телефонной станции, отягощенный списком моих долгов, а противный, полусгнивший мертвец из самого что ни на есть адского подземелья. Не то чтобы я с утра до ночи жду подобного звонка, просто – такой уж звук.

Я не спешу, поворачиваю ключ медленно, извлекаю аккуратно, пропускаю Вареньку в коридор и только потом захожу сам. На кухню тоже не бегу, иду вразвалочку. Да-да, я имею в виду те три с половиной шага, которые отделяют кухню от входной двери и гордо именуются «коридором». Сам понимаю, что невелика разница, с какой скоростью перемещаться, когда пространство практически отсутствует. Но все же есть надежда, что телефон умолкнет. Не до него сейчас, кто бы ни звонил. Кто бы ни…

Увы, я все-таки успел.

– Я вас очень внимательно слушаю, – говорю, прижимая к уху трубку из ядовито-зеленой пластмассы.

– Правильно делаешь, – отвечает мой далекий собеседник. – Знаешь, тут такое дело… В общем, надо бы нам с тобой поговорить, лучше бы сегодня же. Действительно очень надо.

– Кому надо? – спрашиваю. – Вы, на всякий случай, имейте в виду: я так и не понял, с кем разговариваю.

– Не узнал? – удивляется трубка. – Неужто богатым буду? С каких бы шишей?

– Юрка? – спрашиваю. – Что-то ты не своим голосом говоришь. Никак ты теперь у нас тоже изгнанный демон?

– Что-то в таком роде, – бодро рапортует он. – Собственно, именно об этом я и хочу тебе рассказать. Ты сможешь сейчас ко мне приехать?

– Я все смогу. Всемогущий я у нас. Адрес диктуй. Где это?

– Я тебе его, между прочим, уже писал. На визитке. Неужели успел посеять?.. На Беговой я живу. И не нужно стонать. На самом деле не так уж и далеко от тебя, если по Сущевке будешь ехать…

– Да-да, практически в соседнем дворе, – ухмыляюсь. – Визитка твоя – вот она, но ты объясни, как дом найти. А то знаю я эти московские адреса: если тебе нужен дом номер шесть, будь любезен свернуть возле четырнадцатого, сделать три поворота, выехать в некий безымянный переулок и уже там найти нужный проезд, спрятанный между каких-нибудь гаражей…

– Примерно так, – смеется. Подробно рассказывает, как найти его обитель, напоследок выдает страшную тайну кодового замка, потом, выдержав паузу, просит:

– Только ты один приезжай, ладно? Девочке своей сам потом все расскажешь. Или не все, а только то, что сочтешь нужным. Или вовсе ничего. Не хочу ребенку голову морочить. Она не моя ученица. Сам решишь, хорошо?

– Ладно, – соглашаюсь, – как скажешь.

Кладу трубку, поворачиваюсь к Варе:

– Ты поняла, что происходит, да?

– Было бы что понимать, – огрызается. – Тебя вызывают на тайные переговоры, а мне велено смирно сидеть на кухне и, за неимением под рукой киндера и кирхи, вышивать, что ли, на пяльцах…

– Примерно так. Только досуг – на твой выбор. Не хочешь оставаться дома, могу куда-нибудь по дороге тебя забросить. Например, в кафе или в гости. Буду ехать обратно – заберу. Что скажешь? А то знаю я твой великий талант к мировой скорби. Затоскуешь ведь тут, потом, чего доброго, станешь думать всякую мрачную ерунду, к моему приходу как раз напьешься и, ближе к утру, побьешь меня веником, просто так, для профилактики. Чтобы знал, с кем связался.

– Как же ты меня хорошо изучил… – мечтательно мурлычет она. – Побить тебя веником, о да, это было бы прекрасно! Надо будет как-нибудь попробовать… Но, знаешь, не нужно меня никуда отвозить. Я, кажется, в полном порядке. И вполне готова просто почитать книжку или даже пасьянс разложить. Во всяком случае, имеет смысл попробовать. Только оставь мне номер твоего телефона. Если что-то будет не так, я тебе позвоню, ладно? Попрошу выслать команду спасателей. Ну, или просто скажу, что все плохо, а ты ответишь, что, напротив, хорошо, и внятно объяснишь почему… Ладно?

– Господи, – вздыхаю, – конечно. Вот тебе мой номер, звони когда захочешь и не вздумай стесняться. Ага?.. А то, может, все-таки отвезти тебя в гости?

– Некуда, – улыбается она. – Я тоже сперва подумала: позвонить Наташке, или даже Маринке позвонить, вдруг уже вернулась в город с этой своей глупой дачи?.. Но, знаешь, поняла, что не хочу. Мне просто нечего им сказать. И услышать тоже нечего. Они – из прошлого. Из того времени, которое было до тебя. До того, как ты научил меня проживать сто чужих лет в один день. Мне… Мне будет трудно.

– Да, – киваю, – есть такое дело. Старые друзья давным-давно не могут меня к себе зазвать. Они славные; теоретически говоря, я по-прежнему их люблю, но – да, ты права, нечего сказать, нечего услышать. Умничка. Все-то ты понимаешь.

– Не все. Просто довольно многое. Зато если уж чего не понимаю, так не понимаю крепко, дубиной не перешибешь… Ничего, так даже смешнее жить.

Она приподнимается на цыпочки – скорее ради самого жеста, чем в силу насущной необходимости, касается губами моей шеи, шепчет:

– Если ты вернешься очень поздно и увидишь, что я сплю, порадуйся за меня. Значит, я действительно больше ни черта не боюсь, даже быть счастливой… И кстати, не стесняйся меня разбудить, если что.