Талиесин - Лоухед Стивен Рэй

Однако, если враги сочли Каердиви легкой добычей, их ждало разочарование. Защитники крепости сумели отразить не одну, а целых три атаки к досаде и ярости нападавших.

Когда Эльфин с товарищами добрался до каера, варвары шли на приступ в четвертый раз и уже готовы были ворваться в ворота. Женщины и дети стояли на стенах плечом к плечу с мужчинами, сыпля на головы нападающих камни и горящие уголья. Стрелы давно закончились. Еще немного — и дружина вместо родной деревни увидела бы погребальный костер.

Воины атаковали врага на подступах к укреплению. Столкнувшись с прекрасно обученной конницей, захватчики пришли в ярость и бились с остервенением, прежде чем рассеяться в лесах вдоль реки. Киалл с половиной войска бросился их преследовать. Эльфин въехал в деревню и увидел, что та почти разрушена: дома и службы обгорели, на месте житницы дымится груда почерневших балок, в обгоревшем зерне роются свиньи, в доме, в котором жила дружина, сгорела соломенная крыша. Народу тоже полегло немало; многих добрых людей сразили пиктские стрелы или ирландские копья.

Уцелевшие жители, усталые, окровавленные, по-прежнему решительно сжимали оружие и своих защитников встретили радостными возгласами. Ронвен с копьем и римским пехотным щитом стояла в первых рядах. Лицо ее было в копоти, волосы поседели от пепла, но в глазах горел огонь.

— Приветствую тебя, повелитель, — сказала она, опираясь щекой о копье. — Твое возвращение, как всегда, великая радость.

— Ты не ранена? — спросил он, спрыгивая с седла.

— Целехонька, — отвечала она, убирая с лица волосы. — А вот твоим хоромам потребуется новая крыша.

Эльфин заключил ее в объятия. Несколько мгновений они стояли, не разжимая рук, потом пошли через сожженный каер.

В следующие два дня на Каердиви нападали трижды. Кимры держались, но с каждым разом число их убывало, врагов же меньше не становилось. Было понятно, что захватчики решили любой ценой взять или разрушить Каердиви — главную опору кимров, преградившую им путь.

И цена эта была немалой — голые, размалеванные синим тела пиктов, скоттов и аттакоттов грудами лежали у стен, дорогу к воротам развезло от пролитой крови, на склонах холма копья торчали, как молодой лес, над низкой порослью стрел. В воздухе, наполненном жужжанием мух, стоял трупный запах. Небо над каером почернело от слетевшихся на пиршество воронов и ворон.

А захватчики не уходили.

И вот пришло время, когда у Эльфина не осталось выбора. Надо было либо уходить, спасая столько людей, сколько удастся, либо смотреть, как их убивают одного за другим. Выбор был нелегким: большинство его родичей предпочли бы пасть от пиктской стрелы, но не бросать землю и дом.

Хафган с Талиесином, которые немало потрудились, подбадривая воинов хвалебными песнями и заклинаниями, пришли к Эльфину сообщить горькую истину.

— Нам их не одолеть, — тихо произнес Талиесин. — Их слишком много. Всех не перебьешь.

Король Эльфин кивнул, не в силах ответить. Он сидел, сгорбившись над тлеющими в очаге углями, и только что не валился от изнеможения.

— Надо уходить, — произнес Хафган. Слова жалили язык, словно ядовитые осы.

Эльфин вскинул голову, глаза его сверкнули.

— Никогда!

— Отец, — еще более мягко произнес Талиесин, — выслушай. — Он опустился на колени рядом с королем. — Это неизбежно. Будут у нас иные сражения, иные войны. Но не здесь. Я вижу.

— Слушай того, кого называешь сыном, — сказал Хафган. — Слишком много наших погибло. Если мы останемся жить, то в другом месте.

— Так идите же, — прохрипел Эльфин. — Возьмите с собой тех, кто пойдет. Я останусь.

— Нет, — просто отвечал Талиесин. — Ты король, твой народ пойдет лишь за тобой. На новой родине нам понадобится сильный вождь.

Эльфин устало провел ладонью по лицу и мотнул головой.

— Ллеу свидетель, не могу, — сипло произнес он. — Позор…

— Нет величия в смерти, — отвечал Талиесин. Он медленно встал и протянул руку. Эльфин поднял лицо: в глазах его стояли слезы. — Идем, — произнес юноша.

Король оперся на его руку и встал. Когда на следующее утро небо на востоке сделалось перламутровым, клан навсегда покинул Каердиви. Из трехсот гордых дружинников Эльфина осталось менее сотни и чуть более сотни сельчан.

Они ушли, захватив столько провизии и вещей, сколько поместилось на трех телегах. Впереди гнали коров и свиней. По приказу Эльфина каер подожгли. В клубах дыма и треске пламени король вслед за своим народом спустился с холма, сзади ехали мрачные дружинники.

Всю мокрую осень они двигались на юг. Оставили позади Гвинедд, прошли Поуис. По дороге они видели то, о чем, большинство прежде лишь слышало: богатые римские виллы с расписными статуями и мозаичными полами, большие мощеные дороги, триумфальные арки, прекрасный ипподром и выбитый в холме возле оживленного города амфитеатр на несколько тысяч человек. Зимовали в Диведе возле Брехениока, откуда происходила мать Эльфина Медхир и где Гвиддно Гаранхира по-прежнему вспоминали с уважением. В холода погибли многие, ослабевшие от ран и долгого перехода.

По весне переправились через реку, питающую Хабренский залив, и оказались в Думнонии. Здесь они впервые услышали толки о странных существах — феях, эльфах, или, как их еще называли, дивном народе, — что поселились здесь со своим правителем Аваллахом, которого называют «король-рыболов».

Говорили, будто они чрезвычайно высоки и прекрасны с виду, мужчины отличаются силой и статью, женщины — пригожестью. Они искусны во всех ремеслах и наделены всевозможными достоинствами, а также многими сверхъестественными способностями, и потому без труда скопили большое богатство: беднейший из них живет лучше самого римского императора. Короче, совершеннее их и вообразить нельзя.

Эльфин и его люди, послушав молву, решили отправиться к Аваллаху и убедиться, правду толкуют или ложь. Король созвал совет и объявил: «Если то, что рассказывают об Аваллахе, истинно, может, он нас примет и поможет отыскать землю, где мы могли бы поселиться»

Хафган тоже слышал эти истории и немало ломал над ними голову. Он помнил ночь, когда звездопад озарил небо — давненько это было! — и гадал, не Аваллахов ли приход возвещало знамение. И откуда взялся дивный народ? Одни говорили, будто бы из Сарраса; другие спорили — из Ллин Ллиониса; издалека, утверждали третьи, из западных земель, что лежат за морем, с острова Бессмертных. Короче, судили и рядили каждый по-своему, а наверняка никто утверждать не мог.

— Да, — сказал Эльфину Хафган, — ты хорошо придумал. Раз римляне нам больше не помощники, надо искать других. Глядишь, что и выйдет.

Талиесин тоже согласился охотно. У него была своя причина: он давно стремился увидеть фей. С тех пор, как он впервые услышал о короле-рыболове и его народе, сердце его зажглось. Он призвал вдохновение и попытался пройти по запутанным дорожкам грядущего, однако плотный мерцающий туман заслонил путь, и ему пришлось вернуться, чтобы не заплутать в Ином Мире. Однако, прежде чем сияющая дымка заволокла его взор, он увидел, как множество тропок в отдалении сливаются воедино; и истолковал это так, что, к добру или к худу, будущее его народа и людей Аваллаха неведомым образом сплетено.

— Так или иначе, — сказал Эльфин, — должно нам засвидетельствовать почтение владыке этого края, коли надеемся мирно пройти через его земли.

На этом и согласились: отыскать Аваллаха и навестить его. В тот же вечер Талиесин удалился в уединенную рощицу, сжевал горсть особым образом приготовленных орехов и призвал вдохновение, чтобы, если удастся, узнать будущую судьбу своего народа.

Закрыв глаза, он начал тихо напевать про себя и через мгновение ощутил стремительный черный ток и затем внезапную тишину — знак того, что он уже в Ином Мире. Открыв глаза, он вновь увидел сумеречный мир, с которым уже свыкся не меньше, чем с миром людей.

Юноша увидел сияющее бронзой небо, услышал знакомые переливы чарующей, странной музыки. Он ощутил сладостное благоухание земли и увидел вдалеке горы. Много раз бродил он по их склонам, но сейчас его взор обратился не к горам. Он смотрел на ручеек, бегущий между деревьями в лесное озерцо неподалеку.