Татьяна Мудрая - Мириад островов

Все, кто прибыл и кто встречал, спешились. Верховых животных аккуратно затеснили в одну из клетей, которая тотчас ухнула вниз.

— Там в своде есть окна, люкарны, — успокаивающе сказал Армени. — И пологие скаты, чтобы выводить на перевал. И очень много места для тренировок.

То есть манеж для пробежек?

Пешим вежливо показали — занимайте другой лифт, пассажирский. С горящими факелами в решётчатых намордниках — явная защита от рудничного газа — и даже неким подобием откидных сидений на одной из стенок. Галина зашла в общей толпе не без опаски, но люди расположились там привольно и как-то надёжно. Засов заложили. Их с гулом и скрежетом поволокло кверху — мрак сменялся полосами тусклого свечения, тряский воздух ритмично мерцал, духота перемежалась с веяниями как бы свежего бриза — и через небольшое время рывком остановило. Рауди, который вошёл после всех прочих, отодвинул засов, распахнул дверь со словами:

— Как я понимаю, ваши нынешние апартаменты, братья.

Халиль отозвался через повязку:

— И казармы для новичков, какими вы, безусловно, являетесь. Кроме тебя, Волк. За пополнением нужен глаз, а самому пополнению — приятные условия жизни.

— Только не принимайте слова Хайсама за чистую монету, — добавил Шахин не без лукавства. — Мы люди простые, неприхотливые, хоть ныне и командуем. Нам бы только крышу над головой надёжную, а там хоть трава под ногами не расти.

Выйдя, он мигом сбросил плащ на руки обслуги — пажа или подмастерья лет от силы четырнадцати — и двинулся вперёд по широкому коридору. За ним последовали остальные, удивляясь ненавязчивому подобию тепла, которое поднималось от пола и вроде бы струилось изо всех щелей. Геотермальное, что ли, решила Галина. Пробурить узкую скважину можно и немудрёным снарядом типа треноги.

Недаром было сказано про один из таких замков, что сотворили его из каменного мяса на кирпичном скелете. Хоть и неверно: «мясом» была здесь неровно тёсанная плоть горы, скелетом — опоры, продолжающиеся на потолке выступающими дугами, выносы и арки, сложенные из чёрных базальтовых блоков. Внутренние контрфорсы с аркбутанами: можно и так выразиться, если ты склонен к парадоксам.

«Будто движешься по гортани доисторического существа, — подумала Галина. — Окаменевшего дракона-самца в пару той самке, что превратилась в гряду холмов. А перемычки — словно связки, которые… вибрируют от неслышного рёва».

— Не предавайся глупым мечтаниям, — вполголоса оборвала сама себя. — А вон те более низкие и круглые проходы, откуда веет сквознячком, тогда что? Трахеи, ведущие в грудную клетку, или глотки, которые открываются в зубастую пасть? Пахнет из них соответственно, скажем так. Жжёным пером, грибами, гнилью и как бы не сырым мясом.

— Трусишь, что ли, бану Алексийа? — Рауди подобрался сбоку, стиснул локоть. — На лице та-акое отражается! А вот Орихалхо — нет. Ни капли. Верно я говорю?

— Некогда мне болтать. Оберегаю, — кратко обрезала она.

— Напрасно.

— Что хотят, то и сотворят? Ты об этом?

— Да. Потому что вы суть в чину учимых и учителей себе требуете, как говаривал один ваш император. Все вы. Даже, можно сказать, я сам. Учение ведь штука непреходящая. Но от новичков и вообще требуется быть аки труп в руках обмывальщика. Не так ли, Хайсам?

— Это притча, — отозвался побратим.

— А ещё тут мы все — внутри одного масличного жома, — добавил Рауди.

«Ох, да тут ведь не видно, да, пожалуй, и нет шахтных крепей, — сообразила рутенка. — Чистой воды декорации, ну, слегка покрепче. Начнись настоящая подвижка слоёв — гору ничто не удержит. Сделанное по всем правилам и то, бывает, рушится».

Тут передние ряды процессии замерли, задние влепились в середину, а Халиль поднял руку, заставляя всех прислушаться.

— Сейчас мы с моим старшим покажем вам, где вы будете располагаться во время пребывания в Ас-Сентегире. Первый урок: нигде на стенах не будет нарисовано ни стрел, ни цифр, ни иных знаков. Однако в каждом ответвлении от центрального прохода стоит особенный запах. Вы это уже заметили, ручаюсь. Сами проходы — а их немало — слегка различаются цветом и опять-таки ароматами, но следить за этим вам пока рано. Есть тонкие различия в структуре стен, рисунке дверей и плит под ногами: учите их. Краткие названия всему, нужные для команд, вы узнаете потом.

А теперь отдыхайте до завтра: младшие ученики будут вас направлять повсюду.

Их разместили по двое — и отнюдь не в казарме. Арман Фрайбуржец вспоминал пышущие особого рода чистотой и комфортом комнатки, где было всё, кроме дневного света и шума: вместо них — «призраки былых звучаний и тихий отблеск масляных светильников», зажжённых днём от водяной линзы, располагавшейся напротив окна или просто щели, ведущей на волю. На деле внутри каморки находились очаг примерно такого вида, как у отшельников, широкий матрас вышиной почти до колена и довольно-таки жёсткий, несколько подушек, явно заменяющих сразу табуреты, стулья и кресла. Низкий столик диаметром метра в полтора, поддерживал кувшин с водой, стакан и тазик, рядом возвышался сундук — похоже, для книг и прочих личных мелочей. Светоч был в самом деле масляный, с довольно приятным на вид пламенем; для любителя были приготовлены витые свечи в высоких шандалах и щипцы для снятия нагара. Отхожее место было в самом деле отхожим, хотя имелась некая промежуточная посуда с плотной крышкой.

Куда больше обстановки Галину удивило заявление Орри:

— Милая моя. Пока ехали сюда — ты забыла, что это ссылка. Нас не разлучают, но… отнесись с пониманием к тому, что ты несвободна в желаниях. То не кара — необходимость. Иначе тебя, кстати, просто не обучить здешним искусствам. Разумеется, мы будем видеться, и даже часто, но спать и вкушать вечернюю трапезу ты будешь в одиночестве.

«Вкушать, ну да. Кара. Что за слова замшелые! Кажется, здешняя архаическая обстановка нехило действует на серое вещество».

— Орри, но мы ведь супруги.

— Никто не отнимает у нас любовных свиданий. Однако ночь — время для сна и отдыха, который тебе необходим. А теперь иди почивай.

— Где я тебя найду?

— Пока у Тхеадатхи. Или скорее — его у меня.

На следующее утро их вызвали бодрым постукиванием в дубовую деревяшку косяка, собрали в умывальной комнате с длинным корытом, несколькими рукомоями над ним и щёлоком вместо мыла, налитым в чашку, и строем повели в трапезную. Стульев не наличествовало и здесь — впрочем, все, кроме Галины, получив свою порцию бурды, садились на корточки. Кормили здесь довольно скудной затирухой из круп — не кисла, не сладка, а нечто посерёдке. Хлебать приходилось через край, заедать вонючим козьим сыром, зажатым в руке, — отчего рутенка с некоторой надеждой вспомнила про одинокий ужин и столовый прибор, что Орихалхо у неё отобрала, — а позже как-то между делом вернула.