Алексей Гравицкий - Калинов мост

Что делать? Оборвать заклинание она не могла, оставлось только смотреть, не имея возможности пошевелить даже пальцем. Как в жутчайшем ночном кошмаре, когда происходит что-то страшное, непоправимое, беспощадное, а ты ничего не можешь сделать и просто застываешь не в силах пошевелиться. Только б Милонег ее не увидел. Натворит глупостей и все рухнет.

Но Милонег увидел. Видимо на него и рассчитано было. Он стоял против троих, устало отмахивался мечом. А она шла мимо него, созданная из тьмы во тьму. Та и не та, что любил. Она шла шаг за шагом совсем рядом, но на ту сторону. Сама. А он ничего не мог сделать. Бессилие, которое ощутил было сродни тому, что испытала старуха.

Внутри родилась боль, ярость и крик. Он завизжал, как побитая железным ломом собака, вскинул меч и из последних сил, которых казалось уже не осталось ни капли, ринулся вперед. Он рубил налево и направо, расшвыривая пришедших из мира мертвых, возвращая их туда, где им место. Рубил и выл, просто пытаясь догнать ее. А она уходила на ту сторону, не видя ничего вокруг. И не мог он догнать ее, как не старался. От того рубил еще сильнее и ревел, как израненный зверь. Понимал, что не сможет снова потерять ее, и видел, как теряет, и ничего не мог сделать.

Старуха окрикнула его по имени, но Милонег уже не слышал. Ни прежнего имени своего, ни нового, которым назвали двадцать лет назад. Не было у него сейчас имени, и ничего не было, кроме боли от невозможности удержать единственную женщину, которую любил во все времена и во всех мирах и которую снова терял.

Яга глядя в удаляющуюся спину яростно сплюнула. Близко метнулись тени, кто-то повалился замертво. Рядом плюхнулся Егор. Грудь Тимофеича была рассечена, но кровь уже не текла засохнув вместе с промокшей, пропитавшейся красным рубахой. Слиплась темной коркой. Лицо было уставшим. Таким не видели Егорушку кажется ни в зоопарке, ни даже в гробу. Вот поистине в гроб краше кладут.

— Что, старая, повоюем, — прохрипел он, пытаясь подняться.

— Погоди воевать, — закричала вдруг старуха. — Пой!

Егор посмотрел так, словно Яга тронулась. Та молча подняла трясущуюся от напряжения руку, указала в гущу боя, где безмолвно шла Лада, а следом за ней, рубя все и вся, ломился обезумивший Милонег.

— Видишь их?

Егор кивнул.

— Пой для них! Пой, ты можешь. Ты знаешь как. Останови их, не дай пропасть!

Егор поглядел на Милонегову спину и хрипло затянул давно забытую песню.

Над рекой калина спелая,Налитая соком.Обожгла ты руки белыеВ молодой осоке.В молодой осоке прячутсяИ дожди и солнце.Ой, кому-то нынче плачется,А кому смеётся…

Милонег рубил. Он не слышал слов. Хотел окрикнуть ее. Лада! Да голоса хватило только на хриплый вой. Кончились слова. Была только любовь, боль и ярость. Ярость, боль и любовь. А она уходила, добавляя боли.

Ой, кому-то нынче плачется,А кому смеётся.А калина поразвесилаЗолотые гроздья,У кого-то в доме веселоЗа столами гости.Гости пьют за парня русого,За его невесту.От чего играют грустнуюГармонисты песню.

— Пой, — давя подступившие слезы заорала старуха. — Пой, черт тебя! Пой!!!

Егор добавил силы в голос. Песня понеслась над мостом, над боем, становясь частью его.

От чего играют грустнуюГармонисты песню.Улыбнись слезинка скатитсяСо щеки на платье.Пусть у них всё в жизни ладится,Будет в жизни счастье.

Сперва исчезла Лада. Шаг, и ее не стало. Следом последний шаг сделал Милонег. Оставил за собой еще пару поверженных врагов и исчез, словно растворился во мраке.

— Все, — безнадежно махнула рукой старуха. — Потеряли мы их, Егорушко. Знать, судьба у меня такая детей терять. Пой, Егор Тимофеич, пой как в последний раз.

А песня все летела над мостом уносясь неведомо в какие времена и пространства.

В молодой осоке прячутсяИ дожди и солнце.Ой, кому-то нынче плачется,А кому смеётся.Ой, кому-то нынче плачется,А кому смеётся…

Он не заметил той минуты, когда свет померк. Лязг мечей, свист стрел и хриплые крики остался далеко позади, словно за пеленой тьмы. Вокруг не было ничего и никого. Только темный край пропасти, за которым сгустилась тьма. И Лада на этом черном краю, маленькой ничтожной фигуркой балансирующего канатоходца.

Она повернулась к нему. На мгновение Милонегу показались слезы в ее глазах. Но уже в следующий миг ничего не осталось и от этого в груди рвануло с такой силой, что сам дернулся вперед, за ней.

Врага увидел не сразу. Рука автоматически вскинула меч, парировала удар. Только потом обратил внимание на то, что дорогу перекрыл человек в плаще. Под капюшоном, казалось, сгустился беспросветный космос. Лишь горели углями глаза и мерещилась злая улыбка.

Лада покачнулась на краю пропасти. Милонег вскрикнул, бросился за ней, пытаясь смести с дороги человека в плаще, но тот заступал путь, бил не насмерть, а словно мешая двигаться. И во тьме под плащом мерещилась злая улыбка.

— Посмотри на себя! — зазвучал в голове зло смеющийся голос, тот самый. И Милонег вздрогнул от неожиданности и ярости.

— Посмотри на себя! Ты, противившийся! — продолжил голос. — Ты, возжелавший стать светом. Ты забыл о свете. Поддался чарам простой девки и свет твой померк.

Милонег рубанул со всей мочи по капюшону, но удар прошел мимо.

— Ты забыл о свете, забыл о мосту, о том, что защищал, забыл о своих друзьях. Ты помнил только о себе и своем жалком чувстве к женщине, внутри которой давно уже сумерки.

— Нет, — рявкнул Милонег, и снова заработал мечом.

Лада на краю пропасти снова пошатнулась. Казалось, теперь не удержится. Милонег рванул вперед с удесятерившимися силами, но враг оказался сильнее. Голос расхохотался.

— Вот видишь. Теперь ты просто часть тьмы. Тьма поглотила тебя! Тебя нет!

Милонег бил, рубил что есть мочи. В голове возникали обрывки того, что когда-то говорил Кот. Тогда его еще звали Олегом, а Кота — дядей Костей. «Тогда готовься умереть» — донеслось из глубин памяти.

Он не понял, как сам оказался на краю. Лада была теперь на расстоянии протянутой руки. Но оказалось слишком поздно. Женская фигурка подломилась и полетела вниз. Нет, хотелось закричать ему, но голоса не осталось, будто связки выдернули с корнем. В ушах захохотало.

— Ты проиграл. Ты — тьма.

— Нет, — хрипло, на грани сознания произнес он, прежде чем сделать последний шаг, вспыхнуть и унестись во мрак. — Не правда. Это ты тьма. И ты проиграл. Просто потому что теперь и во тьме будет маленький кусочек света.