Пол Керни - Иное царство

И все же, когда он вспоминал сверкающую улыбку Котт, радость жизни в ее взгляде, в груди у него ширилась боль, и он закрывал горящие глаза.

Все еще. Даже теперь.

А как прошло время для нее там в Ином Месте? Быстро или медленно один год сменялся другим?

Он же видел ее здесь, в этой комнате…

Или его сознание гналось за собственными тенями?

«Безумие, — подумал он. — Я схожу с ума. Это был сон, а теперь я опять засыпаю и вновь переживаю его, сменив фон».

По улице, негромко напевая, неторопливо шли три молодых человека в очень веселом настроении. Он заметил, как они машинально обошли стороной затененный угол, и понял, что темнота там не пуста. Он угрюмо улыбнулся, протянул руку за новой сигаретой, но передумал.

Значит, они наконец добрались до него. Но что им нужно? Собираются уволочь его, как бы он ни вопил, назад в лес, точно какого-то современного Фауста?

Дикий Лес. В нем была своя красота, свои светлые минуты. Он вспомнил тихие ночи у костра, и Котт в его объятиях. Вспомнил великолепные утренние зори, пощипывающий морозец, пьянящий восторг охоты по первому снегу. Лицо Рингбона над костром, дружба с лисьими людьми.

Нет. Это дикое, жестокое место, и хорошо, что он оттуда выбрался.

Он вернулся в кровать к Клэр, она была горячей, мокрой от пота. Он откинул простыню, и она прильнула к нему. Пышнотелая девочка, с которой уютно лежать, трогательно доверчивая. Она его устраивала. Он же и сам далеко не Адонис. Ей не дано стрелять завтрак на бегу, отражать нападение гоблинов или прижигать раны.

Он улыбнулся темноте, вспоминая… Поросенок на вертеле… Или тот, первый день.

Называй меня Котт.

Глупое имя.

А ты глупый мальчишка.

Ему не хватало этого вызова, этой резкости. Но, наверное, он теперь уже не в том возрасте, чтобы они ему нравились.

Не в том возрасте? Ему же еще нет и тридцати.

С улицы донесся знакомый старый звук — он думал, что уже больше никогда его не услышит. Волчий вой.

— Господи! — сказал он тихо, высвободился из мягких рук Клэр и выглянул в окно. Улица стала темнее.

Погасли фонари.

Он заметил мелькающие тени на тротуаре. Издали доносился слабый шум ночного движения, но на соседних улицах царила лунная тишина.

— Черт… — он попятился, потом повернулся и подергал спящую девушку.

— Клэр, проснись! Проснись, Клэр!

Она продолжала спать. Он ухватил ее за плечи, глубоко вдавив пальцы в кожу, оставляя синяки, и приподнял. Ее голова безвольно упала набок.

— Клэр!

Он выпустил ее. Бесполезно. Бесполезно.

Наконец неизбежная минута подкралась к нему. Он знал, что все завершится здесь до утра. Все болтающиеся нити будут подвязаны.

Каким образом? Через его смерть?

Они подбираются к нему в этот самый миг. Клэр тут ни при чем, а потому они убрали ее в сон.

Во всяком случае, так он надеялся.

Его била дрожь? Куда делись его упорство, его упрямое мужество? Что подумал бы о нем Рингбон? Или Котт, если на то пошло?

Они подбираются к нему. Большой злой волк. Страшный бука. Они реальны. Он видел, как сказки бродят по ночам в лесу.

«Господи, смилуйся надо мной!»

Он начал одеваться с лихорадочной торопливостью, мысленно перебирая инструменты, какие могли найтись в квартире. Оружие! Ему нужно что-то, чтобы отбиваться. Жара в комнате сразу нагрела одежду, и его прошиб пот. Он нашарил в кармане побрякивающие ключи.

Кухня. Он выдвигал ящик за ящиком, а его глаза то и дело обращались на окно. Черт! Дверь… Он запер дверь? Конечно, да! Он кинулся к ней, поскользнулся и ударился о нее плечом. Цепочка на месте. Отлично.

Но, пока он проверял ее, волосы у него встали дыбом: свет, пробивавшийся с площадки под дверью, внезапно погас.

Они в доме.

Он пощелкал выключателями. Ничего. Значит, драться он будет в темноте.

Сознание его раздваивалось. С одной стороны, он хладнокровно искал оружие, прикидывал, как они поведут себя, оценивал уязвимость квартиры. С другой стороны, что-то в нем упорно отрицало происходящее. Волки не бродят по городским улицам. Дьявол не ездит верхом на коне.

Телефон! Позвонить в полицию, окружить себя людьми.

Конечно, не работает. Его лесная часть ничего другого и не ожидала. Извне ему помощи ждать нечего. Драться он будет один. Для того они и заколдовали Клэр.

Ему захотелось, чтобы здесь была Котт, чтобы она сражалась плечо к плечу с ним. Она вдохнула бы в него мужество.

В тишине он слышал удары своего сердца, его руки дрожали на ручке большого кухонного ножа.

«Я стал робким, — подумал он. — Слишком долго я пробыл в стороне от всего».

В лесу он жил со страхом все время, пока страх не превратился просто еще в одну телесную функцию. Страх тогда был помощником. Он помогал сосредоточиться.

А теперь он туманил сознание. Мешал соображать. Он вырвал палку из половой щетки и начал привязывать к ее концу еще один нож куском бельевой веревки. Ни креста, ни святой воды. Нечем отогнать зверей. Чтобы заградить им вход, требовалась вера, его дом в Ирландии был укреплен верой бесчисленных поколений. Но здесь не было истории, не было силы характера. Это здание, как и все остальные на улице, — всего лишь бетонные коробки, почти не затронутые заключенными в них жизнями.

Лесным чудищам не потребуется приглашения, чтобы переступить порог.

В дверь заскреблись, словно собака просила, чтобы ее впустили, но только заскреблась на высоте его головы. Послышалось глухое рычание, отозвавшееся звоном в ушах Майкла, и кто-то начал обнюхивать замок.

Топот других ног на площадке, и он различил постукивание и скрип когтей.

От тяжелого удара дверь задрожала. Майкл попятился в кухню, держа наперевес самодельное копье.

Вновь тишина, только жуткое сопение по ту сторону запертой двери. Поскрипывали половицы. Опять царапанье и стуки. Ему почудилось, что он слышит тяжелое дыхание. И тут в квартиру проник запах — гнилостный запах протухшего мяса, шкур, смрад перегноя и болот.

Порыв ветра принес этот запах из прихожей, и Майкл проглотил поднявшийся в горле тошнотный комок. Словно квартира была лишь иллюзией, а на самом деле он стоял в сыром лесу, где между деревьями повисло это зловоние мертвецкой.

Он закрыл глаза. Все обретало четкость. Сплетенные кроны гигантских деревьев вокруг, чмоканье гниющей листвы под ногами. Безмолвие сумерек, сгущающаяся тьма, движение теней в чаще. Ветер взъерошил его волосы.

Нет. Он здесь, в городе, и плитка кухонного пола холодит его босые ноги, хотя ручка щетки в его руке стала скользкой от пота.

Он здесь, в своем собственном мире, среди миллионов и миллионов людей. Десятки их спят в соседних квартирах. Но он знал, что они ничего не услышат.