Гай Кей - Тигана

К концу зимы Брандин Игратский прислал еще одного разодетого посланца с очередным письмом. В нем он многословно благодарил Альберико за его предложение предоставить стихи и выражал готовность с удовольствием прочесть их. Он также официально попросил прислать шесть женщин из Чертандо, столь же молодых и красивых, как та, которую Альберико столь любезно позволил ему захватить на Восточной Ладони несколько лет назад, чтобы пополнить ими сейшан. Непонятно, каким образом это послание приобрело непростительно широкую известность.

Смех был убийственным.

Чтобы его заглушить, Альберико приказал Сифервалу схватить шесть старух в юго-западном Чертандо. Он приказал завязать им глаза и связать по рукам и ногам, а потом посадить под курьерским флагом на засыпанной снегом границе Нижнего Корте между фортами Синаве и Форезе. Он велел Сифервалу привязать к одной из них письмо, в котором просил Брандина подтвердить получение новых наложниц.

Пускай его ненавидят. Лишь бы боялись.

На обратном пути на восток от границы, сообщал Сифервал в своем докладе, он последовал указаниям своего осведомителя и нашел двух сбежавших солдат, которые жили вдвоем на брошенной ферме. Их казнили на месте, причем одного из них — соответствующего, как доложил Сифервал, — сначала кастрировали, чтобы он умер так же, как и жил. Альберико прислал свои поздравления.

Тем не менее это была беспокойная зима. С ним постоянно что-то случалось, события не подчинялись его воле. Поздно ночью, а потом и в другое время суток, и тем чаще, чем слышнее становился на Ладони отдаленный ропот весны, Альберико ловил себя на мыслях о девятой провинции, которую еще никто не контролировал, той, которая лежала прямо по другую сторону бухты. Сенцио.

В том, что говорил сероглазый купец, было много правды. Хотя Эточио нехотя соглашался с ним, он жалел, что этот парень не выбрал другую придорожную таверну для своего полуденного отдыха. Беседа в зале принимала опасное направление. Боги Триады свидетели, на главной дороге между Астибаром и Ферратом полно барбадиорских наемников. Если один из них заглянет сюда сейчас, то маловероятно, чтобы он согласился списать направление этой беседы за счет простого весеннего избытка энергии. Эточио может на месяц лишиться лицензии. Он нервно поглядывал на дверь.

— А теперь двойное налогообложение! — с горечью говорил худой человек, запуская пальцы в волосы. — После такой зимы? После того, что он сделал с ценами на зерно? Мы платим на границе, а теперь еще и у городских ворот, и где же прибыль, во имя Мориан?

По залу пронесся одобрительный ропот. В зале, где полно путешествующих купцов, можно ожидать подобного одобрения. Но это опасно. Не один Эточио, разливающий напитки, поглядывал на дверь. Молодой парень, прислонившийся к стойке бара, оторвал глаза от своего хрустящего бутерброда с куском деревенского сыра и с неожиданным сочувствием взглянул на него.

— Прибыль? — саркастически переспросил торговец шерстью из Феррата. — Какое дело барбадиорам до нашей прибыли?

— Вот именно! — Серые глаза оживленно вспыхнули. — Насколько я слышал, он только и мечтает выжать из Ладони все, что можно, чтобы подготовиться к захвату тиары императора у себя в Барбадиоре.

— Ша! — тихо вырвалось у Эточио, который не смог сдержаться. Он быстро глотнул из кружки собственного пива, что с ним случалось редко, и прошел вдоль бара, чтобы закрыть окно. Жаль, потому что за окном сиял чудесный весенний день, но разговор становился неуправляемым.

— Не успеете опомниться, — говорил худой торговец, — как он просто пойдет и захватит всю нашу остальную землю, он уже начал это делать в Астибаре. Хотите пари, что через пять лет мы все станем слугами или рабами?

В ответ на это высказывание раздался чей-то презрительный смех, перекрывший хор возмущенных голосов. Присутствующие внезапно замолчали, и все повернулись к человеку, которого развеселило подобное замечание. Лица были мрачными. Эточио нервно вытер и без того чистую стойку бара перед собой.

Воин из Кардуна еще долго смеялся, словно не замечал устремленных на него взглядов. Его черное, резко очерченное лицо выражало искреннее веселье.

— Что тебя так рассмешило, старик? — холодно спросил сероглазый.

— Ты, — весело ответил старый карду. Его улыбка напоминала оскал черепа. — Вы все. Никогда не видел столько слепцов в одной комнате.

— Потрудись объяснить поточнее, что это значит? — прохрипел торговец шерстью из Феррата.

— Вам нужны объяснения? — пробормотал карду, издевательски широко раскрыв глаза. — Ну хорошо. Зачем, во имя ваших богов, или моих, или его, Альберико станет превращать вас в рабов? — Он ткнул костлявым пальцем в торговца, который уставился на этот палец. — Если он попытается это сделать, то здесь, на Восточной Ладони, насколько я понимаю, еще остались мужчины, хоть и мало, которые могут воспротивиться этому. Могут даже взбунтоваться! — Он произнес последние слова преувеличенно таинственным шепотом заговорщика.

Потом откинулся назад, снова рассмеявшись собственному остроумию. Больше никто не смеялся. Эточио нервно взглянул на дверь.

— С другой стороны, — продолжал карду, все еще смеясь, — если он просто выжмет вас досуха при помощи налогов, поборов и конфискаций, то добьется абсолютно того же самого, не разозлив никого настолько, чтобы люди могли что-то предпринять. Говорю вам, господа, — тут он сделал большой глоток из своей кружки с пивом, — Альберико Барбадиорский — умный человек.

— А ты, — произнес сероглазый мужчина, перегнувшись через свой стол и ощетинившись от гнева, — наглый, самонадеянный чужестранец!

Улыбка карду погасла. Он в упор посмотрел на сероглазого, и Эточио вдруг очень обрадовался, что кривой меч воина спрятан под стойкой бара вместе с остальным оружием.

— Я здесь уже тридцать лет, — тихо произнес черный человек. — Почти столько же, сколько ты прожил на свете, держу пари. Я охранял караваны купцов на дорогах, еще когда ты мочился в кроватку по ночам. И если я чужестранец, то Кардун все еще свободная страна, насколько я слышал. Мы отразили нападение захватчика, чего не может сказать никто здесь, на Ладони!

— У вас была магия! — внезапно выпалил молодой парень у бара, перекрывая поднявшийся гневный гомон голосов. — А у нас нет! Это единственная причина! Единственная!

Карду повернулся к юноше, презрительно кривя губы.

— Если тебе хочется убаюкивать себя по ночам мыслью о том, что все дело в этом, тогда вперед, молодой человек. Может быть, это поможет тебе смириться с уплатой новых налогов нынешней весной или с голодом, потому что осенью зерна не будет. Но если хочешь знать правду, я тебе ее предоставлю бесплатно.