Алена Харитонова - Жнецы Страданий

— Только тронь, руку вырву!

Молодой ратоборец замер, пораженный. Он смотрел в отчужденное озлобленное лицо и не понимал, отчего она готова сейчас ринуться на него безо всякого повода. Нет, дружбы они сроду не водили, но чтобы и так вот…

А Лесана враждебно глядела на парня и медленно пятилась.

Он изменился. Возмужал. И больше не был послушником. Он стал обережником. Что-то неуловимое проскальзывало теперь в каждом движении, даже в выражении лица, которое вроде бы и осталось прежним — с тонкими чертами, светлыми голубыми глазами, но… стало как будто жестче.

— Что с тобой? — повторил парень, и девушке показалось, будто в его голосе прозвучала обида. — Ты чего шарахаешься?

— Пошел прочь, — и она направилась дальше, обходя его по крутой дуге.

Фебр оторопел. Это было так непохоже на Лесану — отчаянно смелую гордячку, что парень застыл, провожая ее недоумевающим взглядом.

— Постой! — он все-таки настиг ее через пару шагов, но не решился, впрочем, удержать за плечо. — Что случилось, пока меня не было?

Девушка остановилась и окинула его тяжелым взглядом:

— А что случилось, пока ты тут был? — холодно спросила она. — Забыл, как рубаху с меня сдернуть хотел?

Он плюнул в сердцах, недоумевая, зачем она вспомнила то, что случилось чуть не год назад. Почему ныне? С чего бы вдруг?

— Да, нужна мне твоя рубаха как Ходящему оберег! — раздосадованно сказал он. — Клесх приказал разозлить, чтобы кинулась.

Парень снова шагнул к Лесане, но та опять отпрянула:

— Да чего ты? — в его голосе послышалась искренняя обида.

— Что тебе надо? Дай пройти.

Он смотрел на послушницу и не узнавал. Она всегда была колючая, как еж, но нынче особенно. И, хотя пыталась показаться опасной, на деле выглядела жалкой затравленной девкой. Поэтому он поступил так, как с такими и надо: шагнул вперед, крепко взял за плечи и встряхнул:

— Не трону я тебя! Успокойся. Не беги…

И тут же разжал пальцы, сделал шаг назад, чтобы до нее дошел смысл сказанных слов. Но все-таки успел почувствовать, как она напряглась всем телом от его прикосновения. Была готова ударить.

— Я подарок тебе привез. Вот.

Фебр вытянул из-за пояса нож — с ухватистой берестяной рукоятью, тесными кожаными ножнами — и протянул девушке. Она смотрела, то на подарок, то на парня и не могла понять — зачем? После Мируты никто ничего ей не дарил. А тут — нож. И, по всему видно, денег стоит немалых.

Ратник глядел и ждал — возьмет или нет?

— Не надо мне, — сказала выученица и отвернулась.

— Ну, раз не надо… — он положил нож на пустующее факельное кольцо, торчащее из стены, развернулся и пошел прочь.

Лесана смотрела, как он уходит, и чувствовала в душе разрастающуюся пустоту. Такую, какая там обычно возникает, когда нарочно делаешь что-то неправильное, злое. Как тогда, с Тамиром…

— Постой!

Парень остановился и с неохотой обернулся.

— Я… я… — не зная, что еще добавить, она тихо закончила: — Спасибо.

И взяла оружие в руки. Легло, как влитое.

Фебр улыбнулся уголками губ и вдруг в два прыжка оказался рядом и дернул девушку к себе, утыкаясь носом в русую макушку. Она застыла, будто разбитая параличом. Спина одеревенела, в голове зашумело, во рту пересохло. А от сердца к горлу поднялась слепая, сводящая с ума паника.

Он словно почувствовал это, потому и сам замер, прижимаясь щекой к гладким волосам.

— Кто тебя обидел, скажи, — а в голосе столько боли и гнева!

И Лесане захотелось по-бабски пожаловаться мужику на свою печаль, рассказать про то, что случилось, попросить наказать обидчика, но… Даже своим скудным разобиженным девичьим умишком послушница понимала — стравить молодого ратника с креффом колдунов — худшая благодарность за подарок и заботу.

Однако от Фебра исходило столько молодой, столько яростной уверенности и силы, что в его объятиях страх, боль, тоска, терзавшие душу все эти дни, слегка померкли и отступили. Человек — не зверье дикое, трудно ему в одиночестве, без слова доброго, без ласки…

Не оттого ли давно забытое чувство защищенности затеплилось в груди Лесаны? Хотелось так и стоять, чувствуя через густой мех пахнущего дымом и морозом полушубка размеренный стук сердца.

Увы, через миг объятия распались, и Фебр сказал:

— Ты не бойся меня. Иди. Я к Нэду. Впустишь, если вечером зайду? — и тут же поспешно добавил, боясь, видимо, ее отказа: — Клесх тебе кой-чего просил передать.

Она кивнула и удивилась тому, каким счастливым сделалось его лицо. Странно…

Девушка пошла в свою коморку, гадая, чего бы такого мог передать ей со старшим выучеником крефф? Нож, подаренный парнем, уютно лежал в ладони. Ишь, справный какой, будто под ее руку сделанный. Воткнуть бы его Донатосу под ребро…

— Тс-с-с… Тихо-тихо… — Фебр зажал ей рот рукой, и Лесана беззвучно орала в его жесткую, как доска ладонь. — Ну, прости, прости. Не хотел я тебе больно делать. Надо было вырваться, что ты, как мертвая?

Девушка, наконец, с трудом втянула носом воздух, разгоняя плывущие перед глазами круги.

— Чтоб тебя… И потом… через…!!!

Он рассмеялся.

— Ну, дай, дай посмотрю, чего там у тебя…

Выученица послушно задрала рубаху, дабы парень смог насладиться зрелищем наливающегося на левом боку синяка. Обидчик вздохнул и поднял на несчастную виноватые глаза.

— Я вполсилы бил…

Она скрючилась и опустилась на мокрый ствол поваленного дерева. Снег на поляне, где ратились супротивники, был вытоптан едва не до земли. Лесана сидела, восстанавливая дыхание и ощупывая ладонью пострадавший бок.

— Ты мне ребро сломал!

— Не сломал, — заспорил он. — Дай.

И сильные пальцы неожиданно мягко скользнули по пылающей коже.

— Не сломал. Может, треснуло? — задумчиво протянул парень.

— Может? Да у меня там все кишки перекрутило! — и она зло оттолкнула его руку. — Чтоб у тебя так треснуло где-нибудь!

Фебр засмеялся и сел рядом.

— Есть же злобные девки! Ты, как змея ядовитая. Лучше бы я в Старград сейчас ехал, чем с тобой тут воевать. Ни слова от тебя ласкового, ни благодарности.

Лесана молчала, разглядывая наливающийся багровым синяк.

— Ну и ехал бы… — буркнула она, прекрасно понимая, что никуда он не поедет, пока не отдаст Крепости положенное послушание — месяц не позанимается со слабейшим из выучеников и не дождется наставника.

— Накинь, а то застудишься, — и он протянул ей полушубок, который девушка снимала всякий раз, когда они дрались.