Александр Зорич - Праймзона

Молчал и Рутгер. Несмотря на завидное самообладание лорда Данзаса, выражение его лица становилось все более недовольным и упадочным.

— Поэтому я… хотела бы смиренно попросить вас, господин… отпустить меня… в Праймзону!

— Что-о? — только и смог вымолвить Рутгер.

— Отпустить меня. В Праймзону. На Болота. В гости к Болотной Деве.

Рутгер закрыл глаза руками.

Что же это творится!

Двое его лучших бойцов хотят уйти от него! Причем именно в день, когда он лично уже почти поверил в то, что в этом лучшем из миров все действительно к лучшему! И не факт, еще, что в Праймзону Фриду влечет именно к Болотной Деве, а не к зазнайке Иманду! А что если за время их совместного похода девчонка умудрилась по уши влюбиться в охотника и теперь пойдет на любую нелепую ложь лишь бы только быть рядом с ним?

— Фрида, я надеюсь, ты понимаешь, что ты говоришь? — без всякой надежды на правдивый ответ спросил у лучницы Рутгер.

— Да, хозяин. Я понимаю. И если бы я только могла, я бы никогда не попросила вас об этой милости… Просто я чувствую, — Фрида молитвенно сложила руки на груди, — чувствую, что если я не сделаю этого, не съезжу туда, к ней, я буду жалеть, до скончания века жалеть об этом!

— Что ж… До скончания века — это много, — с иронией проворчал Рутгер.

Есть ему уже совсем не хотелось.

Зато хотелось пить. Точнее, выпить!

Он сам налил себе вина и обвел присутствующих испытующим взглядом.

Мол, кто еще хочет уйти?

Со своего места вновь встал Буджум. Лицо его было красным, как свекла. А ноздри гневливо раздувались.

"И Буджум?" — в ужасе подумал Рутгер, но кое-как справился с волнением.

— Если уж на то пошло… — сказал Буджум. — В Праймзоне я тоже… как бы это… внутренне преобразился… И я бы тоже хотел сходить туда еще раз, чтобы проверить… кое-какие свои… "хепотесы", — с этими словами Буджум красноречиво посмотрел на сонного Шелти, мол, радуйся, словечко из твоего лексикона! — Но я… я знаю… я чувствую, что никогда — ни теперь, ни позже — не покину своего хозяина. Просто потому что не могу…

Рутгер бросил на своего героя взгляд, исполненный глубокой признательности.

Хвала прайму! Хоть кто-то никуда не собирается.

Вдруг поднялся Людвиг, который весь вечер апатично сидел рядом с Буджумом и, с отсутствующим видом, ковырял зубочисткой в пудинге.

— Хозяин, можно я буду краток?

Рутгер кивнул.

— Мы с Зубаном тоже нагулялись. И, в отличие от некоторых здесь присутствующих, никаких катарсисов у меня в Праймзоне не было… Я, правда, допускаю, что осознание того, что именно произошло там, за границей обыденного, придет ко мне позже, когда я как следует все осмыслю… По пока — пока я совершенно равнодушен к неистовым поискам себя. Я — обыватель. Обыватель на службе сиятельного лорда Данзаса!

Теперь уже Рутгер улыбался во все зубы. Людвиг, Буджум — ну разве не молодцы!

Он даже втайне надеялся, что Фрида и Шелти, узрев такую решимость со стороны товарищей, тоже переменят свои решения.

Последним заговорил Дитер.

— Друзья мои! В отличие от вас, в Праймзоне мне совсем не понравилось. Там уныло, страшно и голодно. В конце концов, меня там убили! Никогда не забуду, какой запредельной жутью наполнялась моя душа, когда я падал с этого растреклятого виадука, влекомый бичом раненой твари… И ничего нового я там не постиг! Наверное, в силу врожденной тупости… Лес рубят — щепки летят. Есть такая поговорка у простолюдинов. Так вот: я чувствовал себя такой щепкой. Ну, которая летит. И лететь ей совсем не нравится! Мораль: не знаю, о чем это вы все тут… Не знаю и знать не хочу!

— А что твои крысы? Такого же мнения? — лукаво спросил Тео, который, хотя в Праймзону и не ходил, но тоже хотел вставить слово в общую беседу.

— У крыс, как известно, стайная демократия. Сегодня стая проголосовала за то, чтобы еще месяц провести в Медной Крепи и никуда не ходить. Против был только Босх, самый горячий. Ну а Нюх — от голосования воздержался.

— Неплохо там у вас… По-современному, — усмехнулся Рутгер. Он так и не понял, шутит Дитер или нет по поводу "стайной демократии".

Вдруг Рутгер почувствовал, что должен взять инициативу в свои руки. Ведь если он не сделает этого, до индейки, фаршированной грушами и смоквами, неровен час, вообще не дойдут руки! Так они и будут сидеть над остывшими яствами и делиться своими снами, прозрениями, впечатлениями и воспоминаниями.

— Друзья мои! Я внимательно выслушал всё, что вы мне только что рассказали, — произнес лорд Данзас. — И я постараюсь обдумать всё услышанное. Увы, в данный момент я голоден и устал. И всё, чего я хочу — это бокал розового вина… Я знаю, что именно я принимаю главные решения, те самые решения, без которых никакие путешествия невозможны… И я знаю, что вы бы хотели, — Рутгер посмотрел на Фриду и Шелти, — чтобы я принял эти решения как можно быстрее… Однако, я обладаю правом не торопиться… И я этим правом пользуюсь! Поэтому… я призываю всех попробовать угощенье, которое сегодня изготовил лучший повар отсюда и до столицы Империи, господин Домреми!

И Рутгер широким жестом обвел стол. Слуги бросились наполнять высокие бокалы.

Ну а утром следующего дня Рутгер понял, что настала пора сделать то, о чем он втайне мечтал со дня прощания с Анабеллой у ворот замка Зальцберг.

Он взял белый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и начертал своим расхлябанным почерком закоренелого рубаки:

"Анабелла! Я люблю тебя. И желаю на тебе жениться. Если ты хочешь того же, напиши одно слово на обороте этого листа".

Его сердце бухало как кузнечный молот.

Затем он вызвал к себе Буджума.

— Я знаю, тебе надоело работать почтовым голубем, — извиняющимся тоном сказал он. — Тем более что на часах второй час ночи… И все же я очень прошу тебя: слетай в замок Анабеллы и передай ей это письмо!

— Но ведь бедняжка, наверное, уже спит! — попробовал отбояриться Буджум.

— То, что я написал ей в этом письме, стоит того, чтобы ради этого проснуться!

Глаза хозяина сияли. И по этому-то сиянию молниеносный понял: речь идет о чем-то действительно важном. А значит, спорить бесполезно…

Свадьбу сыграли через три месяца.

Весь первый месяц свадебных приготовлений Рутгер только и делал, что обсуждал с Анабеллой детали торжества. Как это ни комично, но для Анабеллы было действительно важным, будут ли в гирляндах, украшающих стены замка, преобладать ромашки или же садовые лилии.

Весь второй месяц приготовлений Рутгер только и делал, что утрясал с папашей Анабеллы подробности их совместного с Анабеллой быта. (К слову, Пипин Длинный, лорд Сентор, считал Анабеллу сокровищем, недостойным общества лорда Данзаса. И если бы не истерики с обмороками, которые ежедневно закатывала папе по уши влюбленная дочурка, Рутгеру никогда не светила бы такая выгодная партия…)