Денис Юрин - Воскрешение

Из двух зол всегда выбирается меньшее! Попавшему в незавидное положение моррону показалось, что проще бороться с многочисленными кулаками да посохами, чем усмирять стихию жаркого пламени и уворачиваться от болтов, которые, несмотря на пожар, охвативший комнату, все продолжали и продолжали влетать в окно.

Выхватив из-под робы меч, пока еще не познавший крови врагов, но зато уже обагренный собственной (при падении крестовина рукояти не только ушибла копчик, но и оставила сзади в области поясницы две глубокие кровоточащие царапины, которые моррон сразу-то и не заметил), Аламез направился в коридор. Несмотря на едкие клубы дыма, быстро заполнявшие воздушное пространство второго этажа и весьма затруднявшие дыхание, моррон не бежал, а шел довольно медлительным, с учетом обстоятельств, шагом. На это имелась весьма и весьма весомая причина. Перед боем, который ему наверняка предстоял, требовалось хоть немного размять пострадавшие при падении мышцы и унять легкое головокружение.

Есть у человеческого организма, пускай и измененного до состояния моррона, такая дурацкая привычка – мстить эгоистичному хозяину, не дающему ему отдыха. Даже самый меткий стрелок может промахнуться в мишень размером с бельевую корзину с комичного расстояния в два десятка шагов, если до этого он немного пробежался по пересеченной местности, например лесу, или всего пару миль проскакал по кочкам верхом. Дарк не хотел, чтобы в самый ответственный момент схватки судорога предательски пронзила слегка поднывавшие и подергивающиеся сейчас мышцы, чтобы в выпаде или при резком развороте у него внезапно закружилась голова. Любая подобная мелочь могла стоить моррону жизни, а он боялся умереть, даже принимая во внимание высокую вероятность последующего воскрешения. Что смерть, что возрождение всегда сопровождались болями, к которым он пока не привык и к которым вряд ли вообще можно привыкнуть.

За время его отсутствия ситуация в превращенном в арену кровавого ристалища обеденном зале разительно изменилась, что в принципе было неудивительно и даже закономерно. Индорианские монахи, хоть и понесли существенные потери, но одержали верх, практически перебив всех посетителей, решивших оказать им сопротивление. Бой еще продолжался всего в двух местах. На лестнице с трудом удерживали позицию семь-восемь самых стойких моряков, вооруженных кинжалами, двумя трофейными посохами и каким-то чудом пронесенной с корабля в порт абордажной саблей. Их участь была предрешена, хоть, признаться, продержались они необычайно долго. Сам бой переместился на кухню, куда отступили жалкие остатки разгромленного морского войска. Почти половина находившихся в таверне монахов выстроилась в три шеренги и теснила жалкие остатки бойцов, бьющихся с отчаянием загнанной в угол крысы. Дарк даже знал, что послужило причиной такого небывалого упорства. По каким-то, известным только им причинам боевые монахи не брали в плен даже тяжело раненных врагов. По залу, заваленному обломками мебели и людскими телами, расхаживали пятеро монахов, добивавшие еще живых моряков острыми клювами на массивных набалдашниках посохов. Они безжалостно дробили череп каждому, в ком еще теплилась жизнь, и вполне понятно, почему проигравшие битву моряки боролись за жизнь до конца, то есть пока их руки были способны держать оружие, а ноги, обессилев, не подгибались.

Не раз побывавшему в подобных сражениях Аламезу потребовалось не более пары секунд, чтобы оценить незавидную ситуацию и, выбрав оптимальную тактику, незамедлительно приступить к действию. Поскольку лестница была блокирована сражавшимися, Дарк перелез через перила и спрыгнул вниз. Хоть высота в три метра не была большой, но приземление прошло не очень удачно: напоровшись на обломок скамьи, моррон немного поранил левое колено, а его правая ступня подвернулась, поскольку ступила не на твердый пол, а на мягкую плоть еще теплого, но уже отошедшего в мир иной тела. В результате возникла небольшая заминка и эффект неожиданности, на который Аламез так рассчитывал, был безвозвратно утерян.

Возможно, добивавшие раненых индориане и удивились неожиданному появлению собрата по вере, однако, поскольку роба на Аламезе была совсем иной, нежели боевые облачения монахов, да и в руке моррона был меч, его тут же причислили к разряду врагов и поспешили уничтожить. Впрочем, иного Дарк и не ожидал.

Всего за секунду Аламез отразил сразу два удара набросившегося на него первым монаха. От острого набалдашника, нацеленного в темя, моррон ушел, присев, а затем ловко парировал мечом тычковый удар в живот тупого конца посоха. Третий удар Дарк не позволил нанести необычайно шустрому монаху. Он удачно полоснул зажатым в левой руке ножом по защищенной лишь черной кожаной перчаткой тыльной стороне кисти противника. По всей видимости, порез оказался глубоким. Враг хоть не вскрикнул от боли, но его рука разжалась, выпустив посох. Возможно, индориане и учили боевых монахов биться двуручным оружием одной рукой, но в бою все решают доли секунды. Не дав противнику опомниться, Дарк ударил его по голове мечом, а затем сильно пнул ногою в живот. Первое действие не возымело успеха, поскольку, судя по раздавшемуся звону, под капюшоном воинствующего служителя святого Индория скрывался шлем, а вот удар тяжелого каблука в узкий просвет между стальными пластинами оказался более эффективным. Монах потерял равновесие и упал, как будто в молитве воздев руки к небесам. Мало того, что его тело сбило с ног подоспевшего на помощь собрата, так вырвавшийся из руки посох взмыл вверх и, описав в воздухе небольшую дугу, приземлился точно на голову третьего монаха.

Капризная госпожа Удача решила принять сторону моррона, она дала ему шанс, которым он не побрезговал воспользоваться. Пока трое из пяти монахов поднимались на ноги, а на это у них, к сожалению, не ушло много времени, Аламез ринулся в атаку на двоих остальных, хоть и умело сражавшихся, но не сумевших сдержать его рьяный напор. Едва успевая отражать быстро сыпавшиеся то на головы, то на плечи удары меча стальными посохами, индориане отступали, и у них не оставалось возможности заметить или догадаться, что смерть скрывается не только в правой руке непривычно проворного одиночки.

В любых доспехах имеются стыки, нужно только знать, куда бить. Хоть броне боевых монахов мог позавидовать любой пехотинец, но до полного, ужасно дорогого рыцарского облачения ей было далеко. Аламез понадеялся, что под робами, обшитыми стальными пластинами, нет прочных кольчуг или толстых, кожаных курток. Его надежды, как ни странно, полностью оправдались. Бить по головам, защищенным шлемами, не имело смысла. Дарк решил не рисковать и оставил в покое шеи врагов, на которых, скорее всего, надеты глухие кольчужные вороты, иногда называемые «стражами», но зато сами тела монахов представляли отличную мишень для его короткого ножа. Первого врага моррон вывел из строя, разрезав ему мышцу под ключицей. Лезвие охотничьего оружия оказалось довольно широким и чуть не застряло в узком стыке между пластинами. Затем рукоять меча завершила дело. Сильный удар круглым «яблоком» хоть и не пробил скрывавшийся под капюшоном шлем, но наверняка оставил в нем заметную вмятину и оглушил владельца, тут же повалившегося на пол и более не представлявшего опасности. Второй монах не ожидал, что моррон резко присядет, а не отскочит назад от вращательного движения его посоха. Бойцу потребовалось какое-то время на изменение траектории вращения, но хитрый враг оказался быстрее. Ноги монахов были совершенно не защищены, поэтому нож моррона легко перерезал сухожилие под его правой коленкой. Монах упал, а когда попытался, опираясь на посох, подняться, получил сокрушительный удар ногой в голову. Бедолаге не повезло, металл шлема неудачно погнулся, и острая кромка одной из пластин вошла ему в висок. Возможно, он и выжил, но до самого окончания боя не подавал признаков жизни.