Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря, кн. 3. Каменный Трон

Многочисленные местные рыбаки указывали путь, и до Аскефьорда он добрался без приключений. С Дозорного мыса взвился белый столб дыма – его заметили, но один корабль с дружиной человек в тридцать-сорок здесь не посчитали угрозой. С берега закричали, спрашивая, кто и к кому, Бьярни назвал себя, и к нему приблизился кормчий на лодке, чтобы провести мимо подводных камней.

– Конунг дома должен быть, – охотно говорил кормчий, коренастый мужчина с обветренным лицом и двумя косами. – Он обещал, что теперь уж до самой зимы никуда не тронется, так что ты его, скорее всего, в Аскегорде и найдешь.

«Синий Змей» встал у песчаной площадки, носившей название Конунгов причал, и хотя усадьбы отсюда видно не было, кормчий указал тропинку, уводившую вверх по берегу через сосновый бор.

– По тропе иди, и там Аскегорд будет. Не ошибешься – у него над крышей большого дома ясень растет, такой дом у нас во фьорде один. А может, он и на свете такой один, как знать?

– Я, по крайней мере, о других подобных домах не слышал, – честно ответил Бьярни.

Аскегорд, открывшийся взгляду за сосняком, ничем особенным не поражал. Только ясень над крышей, а так – усадьба средней руки, бывают и побольше. Ворота стояли открытыми. Люди во дворе спросили у Бьярни, кто он и откуда, он назвал себя, и сразу несколько человек побежали внутрь предупредить хозяев. И Бьярни пригласили в дом.

Войдя, он первым делом оказался на просторной кухне. Близилось время ужина, женщины хлопотали у длинных столов, стуча ножами. И почти первая, кого Бьярни увидел, была Раннвейг. В рубахе и в длинном сером переднике, она стояла у стола, держа в одной руке нож, а в другой – очищенную морковку, и смотрела на Бьярни с таким изумлением и восторгом, будто ей явился кто-то из богов.

Бьярни застыл на месте, увидев ее, и она шагнула к нему.

– Ты приехал… – пробормотала она. – Ты нашел нас… Бьярни, ты вернулся!

– Да. – Бьярни улыбнулся и шагнул к ней.

Раннвейг бросила нож и морковку, подалась к нему – как-то так получилось, что они оба сделали движение навстречу и словно влились друг к другу в объятия. Бьярни прижал к себе хрупкую девушку, чувствуя под руками каждую косточку, и почему-то это перевернуло в нем сердце, наполнило теплом и восторгом. Именно в это мгновение он в полной мере ощутил торжество и счастье от всех своих свершений, потому что принес их, как драгоценный дар, именно той, которая сильнее всех желала ему успеха; откуда-то возникло удивительное чувство, будто сейчас, в объятиях этой девушки, он наконец-то по-настоящему дома.

– Я ждала… Я знала… – шептала Раннвейг. – Я каждый день ждала тебя. Ведь ты сумел? Ты добился?

– Да! – Он прижал к себе ее голову и поцеловал в теплые густые волосы. Эта девушка, которую он до того видел всего один-два раза, сейчас казалась ему по-настоящему близким существом, потому что всей душой, без мысли о себе, радовалась его успехам и даже самому его существованию на свете. – Все вышло так, как ты говорила. Я нашел моих королевских родичей, я даже сам стал королем на одном острове. Я даже взял в жены тамошнюю королеву…

– Вот как… – Раннвейг отстранилась, на ее лице отразились грусть и разочарование. – Значит, ты…

– Она осталась там, она отпустила меня, – успокоил ее Бьярни. – Мы расстались по-хорошему, когда я понял, что мне не судьба остаться на Зеленых островах на всю жизнь. И я свободен выбрать себе новую жену.

– Значит, ты все-таки сможешь жениться на Инге? – Раннвейг подняла на него глаза и тут же снова опустила.

– Не знаю, захочу ли я, чтобы это была Ингебьёрг. Где она, кстати?

– Должна быть в девичьей. – Раннвейг огляделась, а потом снова глянула на Бьярни. – Ты не подумай, мы… Нас никто здесь не тронул, и если ты возьмешь ее в жены, то не будешь этим опозорен.

– Но буду ли я счастлив, если возьму в жены Ингебьёрг? Принесет ли мне счастье женитьба на той, что меня не любит?

– Но, может быть… – начала Раннвейг, глядя на него, и в глазах ее отражалась убежденность, что Бьярни просто нельзя не любить. Что если кто на свете и заслуживает любви, то только он!

Бьярни молчал, глядя ей в глаза. Теперь он понимал, что Раннвейг влюбилась в него в тот самый миг, когда увидела в первый раз, там, на весеннем тинге, в землянке Халльгрима. Привыкнув, что все лучшее достается ее знатной сестре, она не могла и помыслить о том, что Бьярни обратит внимание на нее, дочь рабыни, к тому же не слишком красивую. А Бьярни теперь смотрел на нее и дивился: почему он тогда был таким дураком? Он мог бы обо всем догадаться уже в то утро, когда Раннвейг остановилась возле него и стала расспрашивать, старалась утешить его в неудаче, ободрить и в конце концов подсказала мысль о той поездке. Он уже тогда мог бы понять, что понравился ей. Ее стройная фигура показалась ему привлекательной еще при первой встрече, ее ум, сердечность, прямодушие, доброжелательность и справедливость он тоже разглядел довольно быстро. Что ему стоило еще тогда сообразить, где он может найти свое счастье, и посвататься к ней? Конечно, Ингебьёрг и ее брат Эрлинг высмеяли бы его, говорили бы, что сын рабыни и дочь рабыни – отличная пара, но сам Халльгрим был бы очень рад такому выходу. Отдав сыну рабыни свою побочную дочь, он избежал бы и ссоры с влиятельным человеком, и бесчестья от столь низкого, как ему казалось, родства. И не надо было бы Бьярни ехать ни на какие там острова! А если бы над ним смеялись – ну и пусть, если делать нечего. Теперь он знал, что человек должен уважать себя сам. А если глупцы не знают, за что его уважать, то это их трудности.

– Ну, а на меня наконец кто-нибудь посмотрит? – раздался знакомый низкий голос, звучавший весело и насмешливо.

Бьярни и Раннвейг оторвали взгляд друг от друга и обернулись. На пороге гридницы стоял Торвард конунг – в простой рубахе, со связанными в хвост волосами и с мокрым пятном на бедре. В руках он держал голенького младенца месяцев пяти на вид – младенец, лежа в этих широких ладонях, ничуть не беспокоился и гугукал. Видимо, он и произвел то пятно на конунговых штанах, но не похоже, чтобы кого-то из них двоих это смущало.

– У тебя есть сын? – От удивления Бьярни даже забыл поздороваться. Как-то ему раньше не приходило в голову, что дома, в логове Дракона Восточного моря, у того может быть семья, как у всякого обычного человека.

– Нет, это не мой, это Сэлы. Ну, заходи, раз приехал, чего на кухне-то торчишь? Все никак не привыкнешь, что ты теперь достойный, знатный человек? – Торвард усмехнулся, и Бьярни ничуть не показался обидным этот намек, потому что Торвард вовсе не собирался его обидеть.

Они прошли в гридницу, где уже ждала с чистой пеленкой наготове миловидная женщина лет двадцати, невысокого роста, тонкая, с умным и решительным взглядом серых глаз. Без лишних слов она забрала у конунга младенца и унесла пеленать, и Бьярни почему-то сразу подумал, что это – домашняя любовница Торварда. Хоть он и отказывался от родства с ее сыном, но что-то такое было в обращении этих двоих, что обличало тесные и привычные отношения. Торвард, все с тем же сохнущим пятном на штанах, уселся на высокое хозяйское сиденье, указав Бьярни место на скамье поблизости от себя.