Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии: Звёздные раны

— Ты сам держал этот песок в руках?

— Держал… Интересное вещество, с большим удельным весом, между прочим, так что промывочный раствор не поднимал.

— Кто ещё держал?

— Циклоп, естественно, и Ячменный…

— Опять Циклоп?.. Ладно, а раньше песок не встречался?

— Был на подходе к горизонту, но мизер, крупинки. Ячменный посчитал за породную крошку, а он у нас умный, в геологии разбирается… Тут же килограммов пятьдесят выбили. По объёму — пара пригоршней, а вот по весу!.. Повезло: забурились в нижележащий горизонт, хорошо заклинились, сорвали столбик керна с забоя, и трубу как пробкой запечатало. Потому и подняли…

— Значит, буровой снаряд застрял после песочной линзы?

— Нет, в самом песке, — увлечённый компьютером, сказал Гнутый. — Я его стал перебуривать, затянуло… Тут и прихватило…

— В песке прихватило инструмент?

— Не в простом песке, с большим удельным весом… Ты радиофобией не страдаешь?

— Шамбалой пугал, теперь хочешь ещё и радиацией напугать?

— Я в Березовской партии работал, на уран бурил, — мастер наконец отыскал то, что хотел. — И урановых песков насмотрелся… А этот тяжёленький песочек не просто руда. Это обогащённый, оружейный уран. В чистом виде.

— Кто проверял? Радиоактивность замеряли?

— Чем?.. В партии простенького дозиметра нет… Если не страшно, посмотри сюда.

— Что это? Я в этих кривых не разбираюсь, — Зимогор глянул на монитор.

— Умную машину сделала оборонка, — снова похвалил Гнутый. — Нам дозиметров не дают, чтоб паники не было, а робот всё фиксирует. Только стоит порыться в его памяти… Вот, смотри, рост уровня радиоактивности. И параллельно — растёт температура. Повышенный фон пошёл с девяносто второго метра. На четырёхсотом от керна, который мы поднимали, уже идёт смертельная доза облучения. И температура двести тридцать семь градусов, промывка кипеть должна, а она выходит холодная. Вот, на выходе — шестнадцать градусов. Куда делось тепло?

— Не было его, наврал компьютер.

— В том-то и дело, не врёт эта машина… Вот и чёрненький песочек, смотри сюда… Видишь характеристики? Чистый обогащённый уран, даже мощнее. А мы его голыми руками в бутылку ссыпали. Втроём: я, Величко и Ячменный. Тот естествоиспытатель только на вкус этот песок не пробовал. Не слабо, да?

Олег почувствовал, как свечение монитора неприятно опахивает лицо и руки, будто радиация исходит от кривых, вычерченных на экране…

— Если бы ты подержал в руках чистый уран, — не сразу проговорил он, — у тебя бы уже давно руки отвалились. И заодно — яйца.

— Я теперь и жду, когда отвалятся, — признался Гнутый. — Поэтому мне и в тюрьму не страшно. Ни я, ни этот умный Ячменный не доживём не то что до суда — до приезда Ангела вряд ли дотянем. Подозреваю, Величко ушёл куда-нибудь и копыта откинул. Потому что этот идиот… ну, в общем, как сумасшедший стал от песка. Пока я бегал за Ячменным, он стащил щепотку и, чтобы не нашли, за щёку спрятал…

— Кто ещё знает о радиации? — озирая пугающую медицинской чистотой буровую, спросил Зимогор. — Кроме Ячменного?

— Никто, — мастер оторвался от компьютера. — И Ячменный не знает. Ты первый. Потому что я обнаружил автоматическую запись радиационного фона только сегодня утром. Конечно, наш начальник партии умнее, но машина тоже ничего, взяла и записала. И кривые вычертила…

— Молчи пока, — попросил Олег.

— Да я молчу… Знаешь, так умирать неохота! — улыбнулся по-детски Гнутый. — Представляешь, только зубы прорезались, расти начали. Так мучался, ночами не спал, а слюни текли — до колен. Представляешь, сразу шестнадцать штук. Неужели всё зря?.. Вот, смотри, какие уже!

И, обнажив дёсны, показал ровные ряды вырастающих, с ребячьими пилочками, зубов…

Пластиковая бутыль из-под «фанты» скукожилась и покрылась сеткой мелких трещин, так что при малейшем прикосновении хрустела и готова была рассыпаться в прах. Мамонт стоял перед ней, как перед миной, установленной на неизвлекаемость, и лишь ругался про себя: могли же засыпать хотя бы в железную банку, на худой случай в стеклянную тару!

Привыкшие к соли Вечности, но ещё не прозревшие, люди эти не понимали, с чем имеют дело и что творят, оставляя солнечное вещество без всякой защиты. Оно уже частично испарилось, растаяло в атмосфере, и всё равно оставалось ещё килограммов сорок. Мамонт не имел опыта обращения с этой солью, хотя знал, что единственное, чем можно остановить «таяние» — немедленно запечатать её в плотную капсулу из чистого золота. Этот сверхпроводимый металл не случайно считался символом солнца, однако был прямой противоположностью, обратной сутью Манорайских сокровищ. И всё-таки у них было одно общее качество: в больших количествах то и другое приносило зло. Непосредственный и долгий контакт с таким объёмом соли и её сильнейшее излучение, как и радиация, накапливались в костном и спинном мозге; человек обретал огромную физическую силу, утолщённую и твёрдую, как хрящ, кору головного мозга, продолжительность жизни, сравнимую с вечностью, но и вместе с тем — демоническое состояние.

Когда-то эту соль искали и добывали исключительно для таких целей, называя её магическим кристаллом…

Найти любую золотую посудину здесь было нереально, и Мамонт с тоской вспомнил, сколько этого барахла в виде сосудов и кубков валяется в пещерах Урала. Он поискал что-нибудь подходящее в кернохранилище, но здесь был образцовый порядок, и пришлось выйти на улицу. Литровые стеклянные банки из-под консервированных щей не годились — стенки не выдержат веса и напряжения, у солдатских фляжек, брошенных вместе с амуницией, слишком узкие горлышки, придётся долго засыпать, причём горстью, да и что станет с алюминием, неизвестно. Он заскочил в тепляк буровой установки, помня по своим экспедициям, что там бывает множество самой разной посуды, но оказалось, тут вообще всё стерильно, ржавого ведра не найдёшь, одна пластмасса. Тогда он побежал на пищеблок — хоть бы эмалированную кастрюлю найти или чайник! — и нашёл тару почти идеальную: солдатский вещмешок с брезентовыми лямками!

Мамонт вернулся в кернохранилище и осторожно, чтобы не касаться соли руками, стал разламывать пластиковый бок бутыли. За этим занятием и застала его Дара.

— Посвети мне фонариком! — попросил он. — Здесь нет света.

Она же вдруг отстранила его руку и склонилась над ящиком.

— Они достали соль?! Постой, Мамонт! Отойди в сторону! Я сама…

Глаза Дары засветились от предвкушения удовольствия. Она смело взломала пластик и набрала две горсти соли.

— Что ты делаешь?! — закричал он. — Так нельзя! Неужели ты не знаешь, что это?