Шлейф сандала (СИ) - Лерн Анна

- Далеко собралась, дочка? - Василий Гаврилович протянул руку и выхватил у нее саквояж. – Ах, ты ж… видать, далеко путь держишь…

- Что вы здесь делаете? – севшим голосом прошептала Минодора, понимая, что случилось непоправимое.

- Тебя жду, голуба, - с усмешкой ответил купец. – Неужто ты думаешь, что батюшка твой дурак? Чтобы наверх выкарабкаться, капитал сколотить нужно смекалкой обладать, внимательностью опять же… Я ведь сразу догадался, что ты задумала что-то. Соглашаешься со всем, улыбаешься, а глаза-то бегают… пальчики подрагивают… Когда ты штоф водки в сарай понесла, тут я и смекнул, что доченька моя куда-то лыжи навострила. Сбежать решила?

- Батюшка прошу вас… - девушка лихорадочно соображала, как же ей поступить. Черт с ним, с этим саквояжем, оттолкнуть отца и бежать!

- Ишь, как запела! Прошу вас… Батюшка… – Василий Гаврилович схватил ее за руку. – Разве я жалел для тебя что-то? Хоть раз обидел чем? Вот как отплатила за доброту мою? Правду люди говорят: и от доброго отца родится бешена овца!

Минодора дернулась, пытаясь вырваться, но купец сдавил ее запястье так сильно, что у девушки выступили слезы.

- Мне больно!

- Это еще не больно, паскуда неблагодарная! – Жлобин вывернул руку, и Дора упала на колени. – Ты у меня на всю жизнь запомнишь, как супротив отца идти!

- Оставьте ее! Иначе будете иметь дело со мной!

Василий Гаврилович недоуменно обернулся.

- Кто это ещё?!

Словно в готическом романе из-за туч показалась красавица луна. Ее серебристый свет скользнул по худощавому силуэту, одетому во все черное, и купец почувствовал, как сжимается его сердце. Бледное лицо мертвеца смотрело на него из темноты ночи.

- Сгинь! Сгинь, нечистый! – закричал Василий Гаврилович, отпуская дочь. – Уйди, Сатана!

Он поднял руку, чтобы осенить себя крестным знамением. Его дыхание прерывалось.

- Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, огради мя святыми Твоими Ангелами и молитвами Всепречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, Силою Честнаго и Животворящаго Креста, святаго Архистратига Божия Михаила и прочих Небесных сил бесплотных… Ох… о-о-х…

Купец стал заваливаться на бок, пока не упал на мостовую всем своим грузным телом.

- Уходи! Уходи, Артемий! – Минодора швырнула ему саквояж. – Жди меня у Елены!

Она склонилась над отцом и испуганно ахнула. Его лицо перекосило, язык вывалился наружу, он что-то мычал, но девушка не могла разобрать слова.

- Помогите! – крикнула Дора, приподнимая его голову. – Помогите-е-е!

Когда приехал доктор, Василия Гавриловича уже отнесли в комнату и положили на кровать. Степанида Пантелеймоновна рыдала, подносила к носу нюхательные соли. Минодора стояла в углу, превратившись в камень. Борис так и не приехал из ресторана домой, но сейчас она хотела видеть брата меньше всего на свете.

- Удар вашего батюшку хватил, - пожилой доктор обратился к Минодоре, поняв, что с супругой говорить бесполезно. – Ничего обещать не могу… Но тяжелый он. Так что, будьте готовы ко всякому.

Степанида Пантелеймоновна заголосила еще громче, падая на бархатные подушечки. Время близилось к трем часам.

- Ох, горе-то какое! – старая служанка принялась махать над ней полотенцем, поглядывая на часы. – Дурной час предрассветный… Скорей бы петух пропел…

Глава 76

Когда Артемий неожиданно появился на нашем пороге, я испытала целую гамму чувств. Господи, неужели все сорвалось?! О, нет… Бедная моя Минодора!

- Что случилось?! – я приподняла свечу, чтобы видеть его лицо. – Почему вы здесь?! Где Дора?!

Волнуясь, Жариков рассказал мне все, что произошло, а в конце добавил:

- Я не знаю, жив купец или нет, но, похоже, его хватил удар.

Вот так дела… Расплата пришла, откуда ее Василий Гаврилович точно не ждал. Как говаривал Дени Дидро: «Расплата в этом мире наступает всегда. Есть два генеральных прокурора: один — тот, кто стоит у ваших дверей и наказывает за проступки против общества, другой — сама природа. Ей известны все пороки, ускользающие от законов.».

Но сейчас Жлобин заботил меня меньше всего. Я волновалась за Минодору. Она не смогла оставить отца, несмотря на все его ужасные поступки. Но разве я бы поступила иначе в такой ситуации? Вряд ли.

- Минодора сказала, чтобы я ждал ее здесь, у вас, - тихо произнес Артемий, а потом вдруг нахмурился. – Елена Федоровна, мне нельзя было оставлять ее! Я должен защищать Дорочку, встать рядом с ней плечом к плечу! Я пойду туда!

- Э-э-э! Стоять! – я схватила его за руку, когда он резко развернулся к дверям. – Артемий Осипович, никуда вы не пойдете! Минодора не робкая наивная девица. Она знает, что делает. И если ваша невеста сказала вам находиться здесь, значит стоит ее послушать.

- Но…

- Никаких «но». Идите к себе. Утро вечера мудренее, - тоном, не терпящим возражений, сказала я. – Завтра все станет ясно. Имейте терпение. В конце концов, вы сыщик, а не нервный безусый юноша!

Артемий внял моим увещеваниям и, оставив саквояж, пошел в комнату, где жил до этого времени. А я задумчиво посмотрела на темные ветви кустов, качающиеся за окном. Что же теперь будет? Если даже купец выживет, то вряд ли полностью восстановится. В любом случае главным в семье станет Борис. Пакостный и мерзкий тип. Но он был слаб. В нем отсутствовал тот стержень, который имел его отец. Зато его унаследовала Минодора. Нам с ней обязательно нужно встретиться и кое-что обсудить!

Я поднялась к себе, прилегла на кровать, но сон не шел. Ни пересчет целого стада овец, ни фантазии о шезлонге у моря не помогали. Перевернувшись на спину и расслабив все мышцы лица, я вытянула руки вдоль тела, опустила плечи и выдохнула. Спа-ать… спа-ать…

У меня словно бы начало получаться и тут под окнами кто-то «грянул»:

- Жена мужа недолюбливала

Косарем дрова порубливала!

Испекла ему пирог с чесноком,

Головушку причесала башмаком!

Стала жарить ему с редькой пироги,

А поджарила покрышки на горшки!

Дударь, дударь, мой дударик молодой, эх!

Черт тебя принес, зараза! Я подскочила с кровати и, накинув халат, села за стол. Стало понятно, что заснуть мне не удастся. «Дударик» уже орал где-то в начале улицы, а потом раздался чей-то крик:

- Заткнись, лободырный! Блудяшка чёртова! Всю улицу перебудил!

«Дударик» ойкнул, после чего воцарилась тишина. Похоже, ему прилетело.

Я открыла ящик, пробежала глазами по его содержимому, и мое внимание вдруг привлекли бумаги, перевязанные узкой лентой. Это ведь их я утащила, когда сбегала из дому. Но со всеми заботами, да проблемами совершенно позабыла об этом!

Положив бумаги на стол, я развязала ленту и принялась читать. Мои глаза изумленно расширились. Ого! Да это же завещание! Оказывается мачеха скрывала, что Оленьке принадлежат земли… Много земель! Покойная матушка оставила своему будущему ребенку принадлежащие ей угодья. Кто знает, по каким причинам она это сделала. Возможно, предчувствовала свою скорую кончину?

И что же Мария Петровна собиралась сделать с землями? Что-что… наложить на них свою пухлую ручку. Но и мне сейчас не было никакого прока от этого завещания. Вступить в наследство станет возможным только после того, как наступит совершеннолетие. Но даже в этом случае мне все равно ничего не светит, пока я остаюсь другим человеком.

Слава Богу, что до совершеннолетия еще далеко. Есть время подумать над всем этим.

Уснула я под утро, но выспаться мне так и не удалось. Еще не было семи, когда пришла Минодора. Она была бледной, осунувшейся, но в ее взгляде появилась какая-то жесткость, а еще решительность. Девушка становилась личностью. Она точно знала, чего хочет, и могла этого достичь. Дора имела свое мнение, делала выводы, жаждала независимости и не перекладывала ответственности на других.