Тридцать один. Огневик - Роман Борисович Смеклоф
– Почему? За что? – выдавил я.
– Он сам попросил.
У меня закружилась голова. Насколько же страшны воспоминания, чтобы добровольно от них отказаться и превратиться жалкого, трусливого, ни на что негодного… меня. Я сжал губы и зажмурился. Это невыносимо!
– Прими истину, – скрипуче попросил шаман, но я замотал головой:
– Мне страшно.
На груди яростно сверкал артефакт. Казалось, в каждой его пульсации звучат слова: «Мной – управляли – более – достойные!».
– Бояться нечего, – пообещал глава совета. – Я всё рассказал. Пора начинать!
Он снял с шеи знак высшей воли и прислонил к символу свободы, проговорив: – Я открыл правду. Ритуал завершён.
Зеркало засияло ещё сильнее, выстреливая разноцветные лучи. Замысловатые узоры витой рамки распутались и обвили знак высшей воли. Артефакты ослепительно вспыхнули радужным ореолом и вросли друг в друга.
– Так же и мы, – пояснил глава совета.
– Встань! – громко сказал шаман, и я не нашёл в себе сил воспротивиться и поднялся на ноги. – Время наступило! Пора объединиться.
Старейшины двинулись ко мне. Первый, седобородый старик, в котором уже с трудом просматривались общие со мной черты, тепло улыбнулся и исчез, растворился в разноцветном сиянии, не дойдя шага. Лишь со звоном упала к ногам чёрная цепь, и я почувствовал едва ощутимый удар в грудь, словно что-то легонько стукнулось в амулет. Кровь стучала в ушах, а сердце билось так, словно пыталось вырваться из груди. Я даже прижал к груди ладони, испугавшись, что оно лопнет. За стариком пошёл следующий. Старейшины прощались со мной, говорили что-то ободряющее и пропадали во вспышке, отдаваясь сотрясением в знаке высшей воли, а у моих ног росла гора ошейников. Кровь бурлила всё сильнее, как перед самым быстрым и жестким превращением.
За спинами старейшин уже выстроились длинные колонны. Стражи Скалы Советов, паломники, жители окрестных деревень, все оборотни хотели приблизиться и сгинуть в бледном сиянии. Спокойствие и отрешенность с которой они расставались с жизнями, пугала до ужаса. У меня тряслись ноги, а спину покрыл липкий пот.
– Не вынесу этого, – пробормотал я.
Горло першило от сдерживаемых слез, и я с трудом справлялся с собой.
– Не переживай, – успокоил глава совета. – Они же не умирают, а возвращаются к прежнему существованию. Совсем скоро, когда ты соберешь хранителей и вернёшься в Зал семерых, мы станем одним целым.
Меня передёрнуло. Как это так? Мне тоже уготована эта участь, с единственным различием, что я войду в сияние последним?
– И что потом? Ведь это уже не буду я.
– Конечно, – согласился он. – Это будем мы.
Мне захотелось сорвать с шеи проклятый артефакт, забросить его подальше и убежать. Кто эти мы? Я не хочу быть мы. Я хочу быть я!
– Так-то, – прошептал на ухо Оливье. – Теперь дошло, почему я недолюбливал твоих родственников?
Да. Я начал понимать. Уже и сам боялся их восторженной обреченности. Особенно после того, как узнал, что за судьба меня ждёт.
– А что, если я не захочу? – задал я мучивший вопрос.
– Выбор есть всегда, – весомо произнёс шаман. – Многие рассчитывают стать Властелином, тебе лишь надо найти достойного преемника.
Я облегчённо выдохнул. Всё не так страшно. Если не захочу, могу и не превращаться в безликое «мы», а остаться самим собой.
– Не особо-то верь, – пробормотал хранитель вкуса. – Не каждый может стать Властелином. Правда двулика. Скажи, ты оборотень или поглотитель…
Он сильно закашлялся, болезненно зажимая рот.
– Если никаких оборотней никогда не было и поглотителей победили заговорщики, то зачем возрождать Властелина? – спросил я, стараясь не смотреть на исчезающих во вспышке света предков.
– Чтобы остановить магистрат и хранителя власти пока они не уничтожили тридцать миров, – с готовностью ответил шаман. – Они не успокоятся, пока не выкачают источник досуха!
– Неужели нельзя помешать им по-другому?
Я не успел договорить. В ушах загудело едва различимое, но страшно назойливое жужжание. Старейшины уже объединились с медальоном, а остальные оборотни оторопело замерли. Очередь оцепенела.
Я схватился за голову, сдавив виски. Звук истончился до нестерпимого свиста. В глазах двоилось. Высокие столбы идолов расползлись, меняя очертания. Белый известняк поплыл. Линии исказились. Стали мягкими и текучими. Первыми расплескались каменные головы. Разлетелись, повисшими в воздухе брызгами. За ними начали таять тела.
– Это нападение! – крикнул глава совета, упав на колени.
Остальные уже валялись на земле, корчась от боли. На ногах удержался лишь согбенный, скрюченный тяжестью прожитых лет шаман. Схватив меня за руку, он пробормотал:
– На объяснения больше нет времени, просто доверься мне.
– Не верь никому! – заголосил хранитель вкуса. – Тем более этому. Кто ты вообще такой?
Я попытался вырваться из когтистых пальцев, но шаман сдавил сильнее.
– Скажи: «Появись, хранитель духа»!
Он сдвинул маску, и на меня уставились красные точки жутких глаз.
– Тебе не открыть Зал семерых без нас. Пока у тебя только один хранитель, а нужно собрать ещё шестерых. Я расскажу тебе всё, только призови меня!
– Я…
– У тебя нет другого выхода!
– Не делай этого, – буйствовал Оливье, подскакивая на плече. – Тут и так мало места.
– Давай, иначе не спастись!
Я оттолкнул его и отскочил. Больше я на эти заверения не куплюсь. Хватит мне и одного советчика.
– Умница! – заверещал хранитель вкуса. – Я один сослужу тебе хорошую службу. Нужно найти нападающих? Сейчас найду.
Я кивнул, морщась и тараща глаза. Сам пытался разглядеть врагов, но ни на тропе за аркой в форме распахнутой пасти, ни дальше, никого не было. Согнувшись, я с трудом сделал несколько шагов. Меня качнуло в сторону, но я устоял. Прошёл еще несколько метров. Остановился. Расплывались уже не только идолы. Губительная сила сжимала кольцо, слово собиралась раздавить скалу Советов в каменную пыль. Она уже преодолела границы площадки и ползла дальше, разрушая всё на своем пути.
– Они там! – крикнул Оливье.
Я растянул пальцем веко, чтобы хоть что-то увидеть. На самом краю вершины тёмным строем стояли колдуны в плащах с глухими капюшонами. Они не двигались и не шевелились. Для управления гибельными чарами не нужны жесты и замысловатые слова. Как однажды сказал Евлампий: «Магия происходит в уме волшебников, остальное – лишь отражение заклятий, пробивающееся в реальный мир».
– Люсьен! Люсьен!
Вспомни голема, и он появится. Я с трудом повернул голову. На площадку, пригибаясь, пробиралась бывшая защитница, на её плече каменными руками размахивал Евлампий, а за ней, спотыкаясь, еле шла Ирина.
Мы двинулись навстречу друг к другу, будто продираясь через вязкую топь. Каждое движение отдавалось болью в ногах. Я с трудом различал куда бреду, желая лишь дотянуться до волшебницы, но так и не коснулся её рук, выбившись из сил намного раньше. Пришлось
