Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения
Таша понимала: кружка повинна лишь в том, что гончар сделал её довольно-таки большой.
Однако это не мешало ей смотреть на глиняное изделие с ненавистью.
Надо, Таша. Так надо.
По-другому никак…
— Пей, — решительно сказал Джеми. — Потом сладенькое принесу. Запить.
И Таша выпила. Сквозь невыносимую тошноту, костеря последними словами питьё, Джеми, виспа и всё на свете, но выпила. А когда откинулась на подушки, глубоко дыша, чтобы не стошнило, Джеми торопливо выбежал за «сладеньким» — и вернулся с ещё одной полной кружкой.
На сей раз напиток отдавал мятой. Он действительно был сладким.
— А вкусно, — признала Таша, жадно сглотнув последние капли. — Что это?
— Да так… чай. С настойкой сон-травы.
Дурнота, поднимаясь от желудка, медленно расползалась по её телу.
— Зачем?..
— Следующие несколько часов будут не самыми приятными в твоей жизни. — Джеми заботливо поправил ей одеяло. — Будет лучше, если ты проведёшь их во сне.
Таша даже не успела ответить, прежде чем её мир захлестнула темнота.
Проснулась она, казалось, всего минуту спустя. От ощущения, что что-то не так.
Что-то… изменилось.
— О, вы плоснулись!
Таша посмотрела на свою руку, лежащую рядом с лицом: успокаивающе непрозрачную. Скосила глаза — туда, где на стульчике рядом с периной сидела маленькая светловолосая девчушка в белом платьице. Она с любопытством разглядывала гостью кукольно-голубыми глазами.
— Ты… Кира?
С Ташиных губ сорвался хриплый шёпот, но девочка весело кивнула в ответ.
— Дядя Джеми велел мне следить, когда вы плоснётесь, — важно добавила она, не утруждая себя попытками выговорить букву «р». — Он сказал бусе, что вы весь день будете спать, а когда плоснётесь, то святой папа уже плиедет.
— Бусе?
— Моей бусе Тальлин. А вы что, её не видели?
— Видела. — Таша смотрела на девочку долгим, рассеянным взглядом, отказывавшимся как следует фокусироваться. — Ты на неё похожа.
— Плавда? — Кира радостно улыбнулась трогательной улыбкой, являвшей отсутствие передних зубов. Молочные уже выпали, постоянные вырасти ещё не успели, так что проблема с буквой «р», возникавшая у внучки госпожи Ингран, была вполне естественной. — Вот и буся так говолит.
Таша слабо улыбнулась в ответ.
— Ты ещё на кое-кого похожа. У меня есть сестра, вот когда она была маленькой, как ты…
…сестра?
Воспоминание о Лив всплыло будто сквозь туман. Без тоски, без боли, без нежности.
Без чувств.
Таша попыталась понять причину этого, но её отвлёк голос Киры.
— Тётя, а вы ведь не умлёте?
Она вздрогнула. Сощурилась, пытаясь разглядеть девочку, терявшуюся в невесть откуда взявшейся туманной дымке.
— Почему ты так говоришь?
Мысли путались, мешались, мельтешили…
— А дядя Джеми так сказал. Они с бусей лазговаливали, пока вы спали, и думали, что я тоже сплю, а я не спала. — Кира поболтала ножками. — Буся сплосила его, что с вами, а он сказал, что вы должны были стать кем-то нехолошим, а тепель не станете. Но плотивоядие помогает только от того, чтобы вы им не стали, а от смелти — нет, а как спасти вас от смелти, он не знает!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Ничего не болело. Во всём теле была какая-то необыкновенная лёгкость, необыкновенная…
Ненормальная.
Джеми, ты солгал…
Не было ни страха, ни удивления. Лишь светлая туманная мгла.
— Арон!
Мгла, мягко и вкрадчиво обволакивавшая её осознание.
— Арон…
Где он? Почему не здесь?..
Таша скользила в белую мглу по золотому лучу, сплетавшемуся со светом, лучившимся сквозь цветные стёклышки. Скользила быстро и бесконечно долго, теряясь в исчезнувшем времени.
В завораживающую, затягивающую пустоту.
…закрой глаза и спи…
…спи, ведь так будет легче…
Он не пришёл.
…спи, и ты забудешь о нём…
…просто закрой глаза, просто усни…
— Нет, Таша, не уходи!
Кто-то окликнул её по имени. Далёкий голос, очень далёкий: словно из прошлой жизни, из другого мира…
— Таша, смотри на меня, смотри на меня, слышишь?
Поздно. Мгла не расстанется с ней, не отпустит её…
…никогда.
И стала тьма.
Светловолосая девушка обмякла на руках мужчины в чёрных одеждах. Откинула голову, разметав волосы по дощатому полу просторной комнаты в сиреневых тонах.
Свет лампадки разбился в тусклом серебре её неподвижных безжизненных глаз.
…тьма.
Бархатисто-чёрная, беззвёздная, без разделения неба и земли. В них не было необходимости: здесь не существовало ни пространства, ни времени.
Она стояла во тьме — и не боялась. В этой тьме ничего не таилось. В ней не было добра или зла. Тьма была выше этих понятий.
…она когда-то боялась темноты?
Здесь не было страхов. Здесь не было памяти.
Здесь был только покой.
Впереди сиял чистый, ослепительно белый свет. Не холодный, не тёплый, не рассеивающий тьму. Она чувствовала, как он струится мимо, лаская руки, играя бликами в её зрачках — и, сколько ни смотрела, глаза не привыкали к нему.
Свет сиял в зеркале. По крайней мере, ей проще было думать, что это зеркало. Прямоугольное, чуть выше человеческого роста, ничего не отражавшее. Походившее на дверной проём.
А потом она услышала голоса.
…иди ко мне…
— Кто здесь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})…иди…
Голоса…
Зовущие — из света.
…иди к нам, и больше никогда не будет боли…