Николай Петри - Колесо превращений
— О ночном госте! — Голос вытекал из горла Аваддона как змея, готовая при первом же промахе жертвы проглотить ее целиком!
— Ах, о ночном госте! Ну, как же — этот несносный Эфандр с его домовыми! Знаете, я спал как убитый!
— Это хорошо, что как убитый! — Язвительная ухмылка на лице чародея совсем не понравилась Кальконису. — Я тоже спал крепко… Ну что ж, пойдемте, перекусим, а там и к князю позовут.
Философ последовал было за чародеем, но почувствовал, что кто-то потянул его за рукав. Он оглянулся и увидел мальчика лет тринадцати в яркой красной рубахе ниже колен.
— А вы правда умеете добывать серу? — Его глаза смотрели не по-детски пытливо.
— Какую серу? — не понял Кальконис.
— Вчера у конюшни вы говорили Любавке, чтобы вас все «серой» величали! Значит, вы серу добывать можете? А мне не покажете — как?..
Кальконис догадался, чего от него добивается малец. О боги, насколько дремуч и невежествен этот народ, если путает звание рыцаря с какой-то вонючей серой!
— Нет, мальчик, «сэр» — это титул, — постарался он объяснить. — Меня все должны называть: сэр Лионель де Кальконис! Звучит?
— Звучит, только нам сподручнее «сера». Так понятнее будет!
— Я тебе дам — «сера»!.. — обозлился Лионель и попытался ухватить мальчика за рубаху.
Но попытка закончилась тем, что неведомая сила приподняла самого философа и тряхнула так, что все его дорогое одеяние затрещало, словно гнилой мешок! Это отрок Руц появился, словно из-под земли.
— Ты почто княжича нашего забижаешь? — рявкнул он в ухо философа.
— Как — княжича?! — Кальконис оторопел от услышанного и поспешил исправить положение с присущей ему изворотливостью. — Да вы не подумайте ничего дурного — я всего лишь рубашку хотел ему поправить!
— Рубашку, говоришь?!
Кальконису было искренне жаль своего нового платья, которое на глазах теряло роскошь и презентабельность.
— Только рубашку-у-у… — едва выдохнул философ, честно глядя на Руца своими плутоватыми глазенками.
— Ну, тогда извиняйте, «сера» Кальсона! — Руц выпустил Лионеля из рук — философ смог немного отдышаться. Но, видимо, по случайному недогляду отрок выронил чужеземца как раз в том месте, где недавно прошло стадо коров. И каких коров!..
Руц был на верху крыльца, когда Лионель решил восстановить честь своего имени:
— Меня зовут сэр Лионель де Кальконис! — гордо заявил он.
— Вот и я говорю: «сера» Кальсона!!! — И дверь захлопнулась.
Философ едва успел стряхнуть коровьи «подарки» со своей богатой одежды, как дверь вновь распахнулась и по лестнице сбежал озабоченный Аваддон. Отроки следовали за ним, торжественно держа на вытянутых руках два небольших ларца, в которых чародей хранил наиболее ценные ингредиенты для врачевания. Проходя мимо Лионеля, маг недовольно сморщил нос и приказал:
— Пойдешь последним! Да умойся где-нибудь по дороге! Ну и разит от вас, сэр Кальконис!
В одрине князя их ждали. Годомысл выпроводил лишний народ мановением руки, оставив тысяцкого, Вышату-милостника да древнего-предревнего старика с глазами горящими, словно раскаленные угли. Старик сразу не понравился Аваддону — было в его облике что-то такое, что даже самому чародею стало зябко под его пристальным, немигающим взглядом. Быть может, по поводу него и обронил Малах Га-Мавет фразу: «…а в его — князя — окружении многие способны проникать в высшие планы бытия…»? Если это так, то старика следует опасаться.
Князь Годомысл выглядел сегодня веселее. Даже румянец появился на его впалых щеках!
«Или он не так уж и болен, или здесь не обошлось без таинственного старика!» — подумал Аваддон и поклонился князю, витиевато поинтересовавшись его здоровьем.
— О моем здоровье я хотел бы у тебя узнать! — улыбнулся князь.
— Я готов, — ответил Аваддон, затем извлек из одного ларца амулет в форме веретена и приступил к делу.
Поведение амулета при осмотре вызвало большое удивление у всех, находящихся в комнате, за исключением непонятного старика. Амулет в руках мага то замирал над одними частями тела, то начинал неистово вращаться над другими, издавая при этом слабые монотонные звуки. Так продолжалось несколько минут. Потом Аваддон вернул амулет в ларец и поклонился князю:
— Я закончил. Не желаете ли узнать результат?
Князь крайне удивился:
— Но вы даже покрывала над моим телом не подняли?!
— В этом нет надобности. Я знаю, где и что у вас болит, князь Годомысл, я не знаю другого: смогу ли я вас вылечить!
При этих словах хладнокровие на миг изменило Годомыслу, и Аваддон успел заметить, как вздрогнул неустрашимый князь. Но миг слабости был недолгим, и князь спросил лекаря уже твердым голосом властителя:
— Что, мои дела так плохи?
— И да, и нет. — Аваддон тщательно подбирал слова, помня о присутствии старика. — Ваша болезнь — несколько воспалившихся шрамов — лишь следствие, причина хвори гораздо глубже… Я могу излечить раны телесные, но раны душевные мне врачевать не приходилось. Это скорее область жрецов и друидов, чем лекарей…
Некоторое время в одрине висело напряженное молчание. Потом Годомысл приказал:
— Оставьте нас с кудесником одних!
Аваддон бросил быстрый взгляд на старика и вместе со всеми вышел из покоев.
Когда дверь закрылась, кудесник Ярил приблизился к одру князя и медленно опустился на единственную скамейку, покрытую козьей шкурой. Он посмотрел на неустрашимого Годомысла Удалого, которого знал с первого дня его жизни, погладил его руку, некогда могущую подкову завязать в узел, а теперь безвольно лежащую на одре и способную разве что с ложкой деревянной управиться…
— Почему сразу меня не позвали, когда болезнь над тобой силу забирать стала? — спросил старик недовольным голосом.
— Искали, кудесник Ярил, долго искали. Но разве ж отыщешь тебя в наших дебрях?.. Да и молва прошла, что ушел ты в страну мертвых…
— Некогда мне помирать, когда с тобой беда такая приключилась! Лечить тебя буду! Так что думай, Годомысл, не о смерти, а о том, как обров бить собираешься! Понял ли, князюшко?
— Понял, Ярил-кудесник, понял, — улыбнулся князь.
— А теперь поведай мне: откуда лекарь сей знатный? Не нравится он мне, что-то темное в нем, страшное.
— Полноте, кудесник, что за речи такие?! Ты же в мире этом никого и ничего не страшишься!
Ярил только головой махнул:
— Ладно, может, это я от старости стал видеть то, чего на самом деле и нет вовсе! — И, помолчав, добавил: — Пусть лечит. Да только я рядом буду! Одолеем, князь, твою хворь — молитва поможет!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});