Шейн Тортлотт - Дерево Ханой
— Йиналу, если бы мы могли разговаривать таким способом, — и я взял его ладонь: удара не последовало, — ты мог бы объяснить мне?
Он не шевельнулся.
— Да.
— Так почему ты не можешь сказать мне словами?
— Я… не могу. — Он выдернул руку из моих пальцев и припустился бежать, будто спасая свою жизнь.
— Йиналу, вернись! — Я было побежал за ним, но ведь он бегал быстрее меня. Я смотрел ему вслед, пока было можно, а потом побрел домой.
Я совсем приуныл, пока добрался до дома Рейчел.
— Задал я ему ваши вопросы! — закричал я прежде, чем она успела сказать хоть слово. — А он убежал! Я его больше никогда не увижу! Я вас не-на-ви-жу! — и выскочил из парадной двери, пока она не начала очередную беседу.
Я был уже на полдороге к дому, когда папа проехал мимо меня. Он развернулся, но я чуть было не убежал, только мне надо было с кем-нибудь поделиться. И он ездил кругами, пока я не выложил ему все. Пока он не понял, что я уже не ребенок.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Или не так плохо, как тебе кажется. Он вернется. Успокойся, пожалуйста, а то мама что-нибудь заподозрит.
Я попытался. И ничего ей не сказал, но за обедом она заметила, что я не в себе.
— Пусть это тебе послужит уроком, Кеван. Если бы ты усерднее занимался раньше, то не тратил бы на занятия часть своих выходных. И убери локти со стола.
* * *Папа оказался прав. В раннюю субботу Йиналу был на месте. Некоторое время мы просто сидели. Я должен был поговорить с ним. Они хотели, чтобы я поговорил с ним, но я просто не знал, с чего начать. И начал он:
— Кеван, я сожалею… Мы нехорошо расстались четыре прошлых дня. — По фрухскому календарю, имел он в виду.
— И мне жаль. Мы не будем говорить, если… если тебе не хочется.
— Я не знал нужного слова для понятия «огорчаться». — Но знай, мне хочется.
Йиналу побродил вокруг. Вернувшись, сказал:
— Можно, сегодня мы будем только играть?
Что бы там ни давило мне на грудь, оно вдруг исчезло.
— Само собой! — Я взял модель планера, которую захватил с собой.
— Посмотрим, как далеко он у нас полетит.
* * *Я сказал Рейчел, что Йиналу сразу убежит, если его расспрашивать. И она тут же начала выпытывать, как именно он отказался отвечать на вопросы. Иногда, как ни верти, ты все равно в проигрыше.
Папа приехал как раз тогда, когда солнце начало заходить. Я встретил его у двери, но он прошел мимо меня.
— Они в сети, — сказал он Рейчел.
— Что? — она побледнела. — Повести фрухов?
— Кто-то сообщил коды файлов. Не знаю, кто. Люди читают их и начинают реагировать.
— А это так плохо? — спросил я. Они как-то странно уставились на меня. — Я никому не говорил, честное слово!
— Да ты и не мог бы… Известны и коды файлов с нашим анализом повестей. А у тебя их не было, Кев.
Рейчел подошла к нему почти вплотную.
— А если изъять файлы? Может быть, еще не поздно…
— Поздно, Рейчел. Кто-то визуально сканировал мониторы и воспроизвел файлы, не нарушив защиты от копирования. Если мы сотрем файлы, это только подольет масла в огонь.
— Хорошо, не будем паниковать. Это же просто повести, да наш занудный их анализ. Неспециалисты даже внимания не обратят.
Папа поник.
— Почему-то мне кажется, что обратят.
Еще как обратили!
Папа объяснил мне про подкрепление стереотипов и петли обратной связи. Мама выдала лекцию о том, как некоторые люди цепляются за свои фантазии и после того, как их полностью опровергнут.
Люди жутко взволновались, и очень быстро. Все принялись повторять, что фрухи бездушны, это теперь окончательно. Они холодные и бессердечные, как Спок, они непонятные и коварные, как древние ящеры, словом, все, чего я наслушался прежде, только гораздо хуже.
Одноклассники, позабывшие, что я знаком с фрухом, снова об этом вспомнили. Некоторые начали меня сторониться, другие, во главе с Луисом, принялись меня задирать. Он вдруг стал героем, потому что не захотел общаться с фрухом. Теперь Луис сочинял всякие истории про Йиналу, а когда я говорил, что он врет, мне никто не верил.
Папа опасался, что Комитет подвергнется «страукизму» — так мне послышалось, и я подумал, что это значит вытянуть человеку шею в страусиную. Но он сказал, что остракизм это вроде бойкота, только он бы предпочел, чтобы ему вытянули шею в две страусиные, лишь бы Комитет остался цел.
Однако большинство повело себя совсем не так, как он думал. Люди хотели, чтобы Комитет узнал о фрухах как можно больше — это помогло бы обороняться от них.
Говорили о том, чтобы послать за помощью. До Земли туда и обратно почти шесть месяцев; до Новой Батавии больше трех месяцев. А у нас для неотложных случаев имеется один новейший космолет. Но многие решили, что случай самый неотложный.
Некоторые считали, что толку все равно не будет. С тех пор как мы обнаружили здесь колонию фрухов, Земля продолжала колонизацию в других направлениях, а про нас словно забыли. Так что мы должны сами о себе позаботиться, а это значит — разобраться с фрухами.
Слушать все это было страшно, но я сообразил, что общего согласия нет, а потому действовать никто не будет. Но меня по-настоящему напугало то, что случилось в позднюю среду.
Я еще ни разу не слышал, чтобы они так скандалили. Я сидел у себя в комнате, заткнув уши, и все равно слышал. Папа думал, что это она сообщила коды, мама считала, что он. А потом услышал шаги в запасной спальне. Я знал, кто туда ушел.
* * *Кое-как я дотянул до позднего воскресенья и даже умудрился сохранять спокойствие, когда мама сама отвезла меня в дом Левицки (называть ее Рейчел она мне запретила). Моросил дождик, но не настолько, чтобы помешать мне уйти в лес, когда я убедился, что мама уехала.
Йиналу принес летающий диск, совсем как те, с которыми я иногда играл. Это помогло мне на некоторое время забыть обо всем. Потом дождик опять зарядил, но не очень сильно. А к тому времени, когда он перестал, я понял, что нам необходимо поговорить.
Он, наверное, тоже понял.
— У нас нет времени, — сказал он, — указывая на заходящее солнце. — Мы не приходим сюда говорить.
— А я должен. — Как я мог объяснить? — Люди не понимают фрухов. Могут случиться плохие вещи. Ужасные вещи. Мне надо узнать больше. Ты должен помочь. Это очень важно.
Йиналу подбежал к стволу нашего дерева ханой.
— Высоко, как ты, — сказал он и полез вверх.
Почему он меня не слушал? Ну, на дереве ему некуда деться.
И я полез за ним.
Я думал, он остановится на седьмом ярусе. Но когда я добрался туда, он залез на восьмой. Он лазил теперь гораздо лучше. Я лез за ним медленно, потому что ствол все еще был мокрым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});