Константин Башкатов - Сказание о чернокнижнике. Книга I (СИ)

— Повелеваю: Падаана Файона освободить из под стражи.

— Но Ваше величество! Он же предатель!

— Сир, вы не можете так просто взять и…

— Молчать! — резко прервал возмущающихся советников Кайириан. — Здесь я правитель, и последнее слово — моё. Я решил так. И запомните: я могу многое. — Правитель одарил советников, посмевших ему перечить, многообещающим взглядом. — Но я не могу тебя отпустить на все четыре стороны, Падаан.

— И что же мы будем делать? — осипшим голосом проговорил беловолосый маг. Такой внезапный подарок судьбы… Жизнь. Хм. А сможет ли Файон теперь жить с этим? С кровью родителей на руках. Возможно. Ведь есть цель: Файран. Младший брат, который виновен во всём этом — так считал Падаан.

— У тебя два варианта. Либо ты отсиживаешь тридцать лет в темнице, а потом идёшь куда хочешь, или же идёшь в армию в роли рядового мага-адепта. Назревает новая война, и ты будешь нужен там. Через тридцать лет ты свободен, если пожелаешь, конечно. Выбирай.

— Армия. Я пойду сражаться, — медленно сказал маг. Солдаты путешествуют по свету. Возможно, так Падаан найдёт ненавистного младшего. И, возможно, среднего. Похоже, именно средний внёс залог. А, быть может, война принесёт упокоение и прервёт бренную жизнь.

И вот, под возмущённый гул толпы, Падаана Файона вывели из тронного зала.

Глава 1. Часть 1 «Ответь мне, Господи…»

Ответь мне, Господи, где ты был, когда царили смерть и разврат?Ответь мне, Создатель, где ты был, когда страх холодными оковами души наши сковал?Где же Добро ваше было, когда гибли люди?Где же ныне Создатель ваш, когда дети его поглощены хаосом и мраком?Где же ваш Свет, если люди каждый день умирают?!Ответь мне, Создатель, почему ты молчишь?…Света. Нет. Есть только сила и власть.

981 год Третьей эры. 3 августа.

— Ты хорошо лжёшь. Но всё же, назови своё настоящее имя. Хватит морочить голову старику, — произнёс монах, облачённый в простую чёрную рясу. Полная фигура, лицо тронуто возрастом. Церковный служитель был подстрижен, как полагается монаху — макушка была начисто выбрита, оставался только обод волос по бокам. В руках он держал внушительного вида фолиант. Напротив монаха стоял ещё один мужчина, по виду простой путешественник: потрёпанная походная одежда коричневых и серых тонов, недельная щетина, которая уже больше походила на бороду. Тёмные волосы обрамляли простое крестьянское лицо. Разговаривающие находились в светлом церковном зале, где обычно велись службы — в конце, напротив большого витража, где были изображены святые мира сего, стояла простая тумба, на которой лежала книга с молитвами. Через витражи поменьше лился солнечный свет, падая на длинные ряды скамеек. Готичного стиля колонны вырезаны из светлого камня.

— Ну что, путник, так и будешь молчать? Я отдам тебе книгу, но, пожалуйста, назовись.

— Как ты понял, что это обман? — неожиданно резко спросил путник. Тон его как-то не вязался с внешностью — говорил он словно аристократ, хотя и выглядел фермерским сыном.

— Твои речи не вяжутся с внешностью, — просто сказал монах. Только сейчас в зал просочился гул толпы откуда-то с улицы. — Эти люди, похоже, тоже думают, что ты не тот, за кого выдаёшь себя.

С улицы доносились вопли. Что-то похожее на: «Смерть еретику!»

— Как же вы, люди, порой бываете жалки, — жестоко произнёс путник, вырывая из рук монаха книгу. Внешность его начала стремительно меняться, и теперь перед слугой Создателя стоял не грязный путник, а гордый и величественный эльф, облачённый во всё белое, он словно светился, окутываемый солнечными лучами. Жёлтые глаза со злостью и презрением смотрели на монаха сверху вниз — в обоих понятиях, ведь эльф был чуть ли не в двое выше монаха. Белые, словно снег, волосы обрамляли бледное лицо и спускались до самого пояса. Черты лица были хоть и прекрасны, но резки; по ним сложно было определить примерный возраст. Всем своим выражением и даже позой эльф показывал своё презрение. Его голос был мелодичен и почти чист и мог принадлежать двадцатилетнему мужчине, но всё портили каркающие нотки и лёгкая, ненавязчивая картавость, которая сейчас была почти незаметна. — Моё имя Ашамаэль.

— Ты… — слуга бога испуганно отшатнулся. — Да как ты смеешь ступать на землю божию?!

— На что уповает твой дух, монах? — ударом тыльной стороны ладони Ашамаэль заставил священника замолчать. — Неужели ты думаешь, что твой «Создатель» придёт к тебе на помощь, когда отвернулся от кровавой бойни, что идёт в этом мире?

— Проклятый безумец… Жестокое животное! Уходи! Если тебя, конечно, не пугают люди на улице! — запинаясь, промолвил монах.

— Хочешь убедиться в «силе» своего бога? Ступай первым, — с хищной улыбкой произнёс эльф. Сплетая потоки иллюзии, он накладывал их на священника, копируя свой образ. Всё, что скажет монах, будет воспринято как похабщина или угроза. А толпа будет видеть ненавистного им еретика, а не монаха. Впрочем, Ашамаэль решил не дожидаться согласия и, схватив перепуганного мужчину за шиворот, потащил его к выходу. Монаха словно охватил паралич. Тому только и оставалось, что тихо шептать молитву. И вот дверь распахнулась, впустив в храм рёв разъярённой толпы. Монах, гонимый пинком Ашамаэля, вылетел на улицу, и двери захлопнулись. Эльф с довольной улыбкой прислонился к двери, слушая, как люди прямо у двери связывают «еретика». Как перепуганный священник истошно вопит, и призывы к милосердию смешиваются с руганью толпы. И вот слышен глухой удар, и гул толпы отдаляется — сегодня на площади будет аутодафе. А искомый фолиант теперь в руках мага; и артефакт, который может приблизить эльфа к полному бессмертию, стал ещё ближе.

Когда-то тёмный маг презирал смерть, саму опасность. Но со временем он незаметно для себя менялся. Страх становился всё сильнее, он гнал его вперёд, заставлял спешить. Что же заставило его меняться? Даже сам Ашамаэль не мог ответить на тот вопрос не только кому либо, но и самому себе. Возможно, страх пришёл с возрастом…

Ашамаэль приоткрыл дверь — пусто. Все ушли сжигать монаха. Времени было полно, поэтому эльфийский маг решил немного позабавиться. Когда дверь вновь открылась, оттуда вышел уже священник, а не эльф в белом. Быстрым шагом, прижимая к груди книгу с молитвами, служитель бога прошагал к площади, где уже привязывали «еретика» к шесту. К его ногам складывали хворост.

— Возрадуйтесь, дети мои! — произнёс священник, и голос его разнёсся над площадью. — А ты, дитя тьмы, покайся и сознайся в грехах своих!