Игорь Смирнов - Гармана

— Лоэр перевернул тело на спину. Талисман был в руке святого отца Андала.

— Что сделал с талисманом гарман?

— Он его не видел. Он искал его в одежде святого отца.

— Что сделал с талисманом ты?

— Затолкал ногой в песок.

— Но там была трава.

— Там был и песок.

— Ладно.

Гнофор также медленно отошел и сел на прежнее место.

— Ты ничего не запомнил из нашего разговора, Квин. Проснись!.. Прими новый амулет — он заполнен таким же ядом, — и никогда не забывай, что этот дорогостоящий яд предназначен не для слабых людей, а для порожденной злыми силами Вещей Имтры, только для нее! — Гнофор с минуту помолчал, испытывая силу своего взгляда. — Лоэр верит тебе? Ни в чем не подозревает?

— У него нет оснований подозревать меня, святой отец.

— Смотри. Выдашь себя — ты нам больше не нужен! — Гнофор покосился на Церота. — Забираю твою лошадь, Квин. Гарману скажешь, что украли. — Он поднялся. — Суперат благодарит тебя за того эруста… как его?

— Вет-Прасар.

— Да, да. Отныне он — раб гарманов на особо строгом положении.

8. ЖЕФАРТ И ВИНИЯ

Квин шел медленно. Его не пугала ночь. Да он, собственно, и не думал об опасностях, подстерегавших одинокого путника на темной дороге. Единственное, чем он должен был дорожить теперь, — это новый талисман который ему только что передал гнофор. А что еще могут взять у него? Рваные сандалии? Поношенную тунику? Кому они нужны! Ни один мало-мальски уважающий себя разбойник ни за что не возьмет их и с придачей. Его жизнь? Кому может понадобиться жизнь незаметного, ничем не выдающегося отрока?

Он задумался о другом.

Он не помнил ни отца, ни матери — они умерли, когда ему не было и трех лет. Но нашлись добрые люди: сначала многодетная семья одного гончара, потом гнофоры. Квин хорошо помнил долгие, порой невыносимые часы муштровки. Он научился терпению, научился улыбаться непримиримому врагу, готовясь нанести ему смертельный удар, научился преодолевать непосильные трудности, лишения, научился всему тому, что от него требовали боги и что должен знать и уметь верный избранник неба.

И вот наконец боги повелевали ему: иди, Квин, на Гарману, убей ядом Вещую Имтру и сослужи верную службу тамошним гнофорам, которые готовятся изнутри очистить от скверны священную землю Страны Вечерней Прохлады…

— Прощай, сын мой, — сказал при расставании святой отец Хази. — Помни: в пути тебя будут всечасно подстерегать всякого рода соблазны, однако будь стойким и пусть в твоем сердце постоянно живет ожесточение и лютая ненависть к нечестивым гарманам и к врагам верховного наместника богов Бефа Оранта!..

И Квин знал, что доброе к нему расположение гарманов — всего лишь скрытая ложь, что эрат Лоэр так же вероломен, как и другие его неверные соплеменники. Одной рукой он будет ласкать, а другой нанесет удар в спину… Они все такие, гарманы, и нужно быть очень умным и прозорливым, чтобы различить их ловко замаскированное коварство. Квин остановился. Перед ним высился небольшой пригорок, поросший кустарником, за которым, как он помнил, начинались первые дома Мурса… Вдруг там, наверху, послышались голоса. Квин осторожно поднялся по откосу и увидел два темных силуэта — мужчину и женщину… Друзья они или враги великого суперата?

— Ты меня сделала счастливым, Виния! — услышал Квин. — У меня будто крылья выросли и будто утроились силы!

— Ты умный, Жефарт, — отозвалась чуть погодя Виния, — но не можешь понять самого главного. Сколько раз я говорила, что хочу невиданного богатства! Я красива, я хочу всех ослеплять своей красотой! А без богатства эта красота увянет под груботканой одеждой простолюдинов, руки мои сморщатся и станут страшными от работы.

— Виния!

— Перестань, Жефарт. Ты мне не дашь ничего кроме бедности. Да и поздно: завтра утром я уплываю на Гарману с заслуженным сотником Эробом.

— С Эробом? С этим стариком?.. Что ты задумала, Виния, опомнись! Эроб, какие-то секреты с гнофорами, наряды и драгоценности… я перестаю тебя узнавать!

Виния молчала. Пригладила растрепанные волосы и, не сказав ни слова на прощание, скрылась в темноте. Жефарт, видимо, достаточно знал ее своенравный характер; он вскинулся чтоб удержать ее, но тут же повалился в траву и зарыдал безудержно и громко…

— Ядовитая кобра! — пробормотал Квин с негодованием, крепко сжал дрожавшие ладони и, не заботясь о том, что его увидят, пошел навстречу факельным огням города…

9. ГОСПОДИН БОН СУНИ

Лоэр стоял по грудь в холодной вонючей воде воде. Он потерял счет времени — будто целая вечность прошла с той минуты, как он прыгнул в сюда. Не раз ему казалось, что в тело впиваются пиявки, что крохотные чесунки облепляют ноги и кусают, кусают, словно несметный рой комаров. Но затем он с удивлением понял: все это ему только почудилось. Как ни странно, в яме не оказалось ни чесунков, ни пиявок. Может быть чья-то рука бросила в колодец отраву, чтобы погубить их? Или просто кто-то забыл исполнить приказание Кло Зура?

Времени было достаточно, чтобы обдумать план избавления. Впрочем, не одного избавления: мешало бы еще выполнить требования закона, дающего право карать измену каждому честному гарману.

Освободить руки нет возможности, это ясно. Значит, лучше всего воспользоваться последней фразой Кло Зура. Только не теперь — поближе к полуночи, когда наверху все утихомирятся…

Иногда в жерло колодца врывался металлический скрип отворяемой двери, и в светлом квадрате над головой Лоэра появлялся то один, то другой стражник.

Чтобы не чувствовать тяжести будто застывшего времени, Лоэр пробовал отвлечься. В памяти всплывали дни ранней юности: небольшой дом в Сурте, сад, обрызганный разноцветьем роз, и затененная плющом ротонда, в которой в свободное время собирались верные друзья Лоэра — названный брат Гар, Гел Никор и Мар Орант, средний сын сановника Бефа Оранта. Все, кроме Никора, постигали тайны наук.

Мог бы учиться и Никор, но, рано оставшись без родителей, он посвятил себя войску и вот-вот должен был получить плащ с черной каймой. Он так немного говорил о своем легионе, что быстро заразил этим Лоэра, и тот после окончания школы попросил разрешение у отца вступить в суртский легион. К тому времени Гел Никор получил долгожданный плащ, а за смелость, находчивость и особое чутье в военном деле на него скоро надели плащ с зеленой каймой — знак отличия командира сотни.

Гара военная служба не прельщала, хотя для общего развития он больше года изучал ратные науки, а после этого избрал труд зодчего и ваятеля.