Елена Вахненко - Быть Богом

— А я вот хочу есть, — вставил я. Господин усмехнулся:

— Ничем не могу помочь. Вот проснется Дайна, и спросим, есть что съедобное.

— А так что — впроголодь жить?! — возмутился я. Он посмотрел на меня с любопыт-ством. Он умел смотреть с такой вот хитрецой, чуть искоса, что неизменно выводи-ло меня из себя.

— Ты голоден?

— Не очень, если по правде — пробурчал я. — Но надо же чем-то занять время, как-то убить его! Хоть поем.

— Забавно. Вот так выражение — убить время! Зачем же вообще жить, если попро-сту убиваешь время? Ведь каждая секунда приближает тебя к смерти.

— Фу, ну ты и пессимист! — невольно вздрогнул я. — И потом, я-то был абсолютно уверен, что ты веришь в бессмертие.

Он вздохнул и неспешно проговорил:

— Знаешь, Алаб… Я часто размышляю, над тем, что же такое бессмертие… Пожа-луй, его можно определить так: способность сохранять память и самосознание после того, как какая-либо из временных оболочек (то же тело, к примеру) перестает функционировать. Но ведь вспомни сам, о чем думает большинство! Начать того, что у многих, как я уже говорил, вообще отсутствует память. А самосознание? Есть ли оно даже у тебя? — тут он повернул голову и пристально посмотрел мне в глаза.

— Да, — как можно тверже отозвался я. — Есть, конечно.

Он усмехнулся:

— Мысли о том, как бы повкуснее наесться, нельзя отнести к самосознанию. Это инстинкт физической, самой грубой оболочки, а значит, он должен умереть вместе с ней. Много ли в тебе останется после того, как уйдет этот инстинкт? Да и другие тоже? Есть с тебя снять всю эту шелуху, будет ли хоть крохотное зернышко?

На миг я растерялся.

— Но ведь я состою не только из мыслей об удовольствиях! — попытался я запро-тестовать, но осекся под насмешливым взглядом Господина.

— Надеюсь-надеюсь, — пробормотал он. — М-да, еще ты состоишь из мыслей о соб-ственной значимости. Тоже, знаешь ли, не мысль-долгожитель.

— Это как посмотреть! — рассердился я и добавил, хотя на самом деле так не думал: — Эгоизм, может быть, тоже бессмертен!

Он сощурился и отозвался чуть жутковатым голосом:

— А вот об этом будем судить после смерти. Вернее, после нескольких смертей — физической, астральной, ментальной. Или, чтобы тебе было яснее — смерти ин-стинктов тела, желаний личности и праздных мыслей ни о чем. Там, где эгоизму не за что будет зацепиться — ведь не останется ничего, что он привык считать крите-риями своего существования. Идет?

Я покраснел от обиды, но возразить не успел. Наши разглагольствования прервал сонный голосок Дайны:

— Доброе утро…

Х Х Х

Оказалось, зря мы с Господином спорили о еде — Дайна, проснувшись, выдала нам по ореху. Это были среднего размера плоды в плотной жесткой оболочке, кото-рую трудно было снять, а по вкусу — горьковатые.

Вначале я гордо отказался от угощения, памятуя об обиде. Пусть им будет плохо! Но оказалось, что им стало вовсе не плохо, а, напротив, хорошо.

— Прекрасно! — радостно воскликнул Господин. — Милая Дайна, теперь вам доста-нется целых два ореха! Я уступаю вам свою половину.

И я скрепя сердцем переменил свое решение.

После завтрака Господин занялся чем-то вроде зарядки, и Дайна, разумеется, ста-ла весело подражать ему. Правда, если он двигался грациозно, то она — несколько неловко. Сердито глядя на них, я подумал: пожалуй, неплохо, что обитательница Детства равнодушна ко мне. Ну, зачем мне такая?!

Х Х Х

— Нам пора, — сказал Господин, окончательно приведя себя в порядок (что заклю-чалось, помимо псевдозарядки, в приглаживании волос). Я с любопытством спро-сил:

— Куда теперь?

— Долину Загадок и Неразгаданных тайн, — отозвался он и, не дожидаясь моего во-проса, пояснил: — Каждый человек задает себе вопросы и ищет на них ответы. На не-которые находит, другие остаются неразгаданными долгое время. И такие вот загад-ки-тайны обитают в области души, которую условно можно назвать "Долиной Зага-док и Неразгаданных тайн". Интересно, как на нее подействовал Слид? — задумчиво прибавил он. Я, разумеется, ответить на его вопрос не мог.

Х Х Х

Далее мы следовали за Дайной. Она, конечно же, знала все тропки в лесу и с лег-костью вела нас через кусты, между деревьев, так что я вскоре окончательно заблу-дился и гадал: как же мой великий спутник намеревался искать здесь дорогу само-стоятельно? Кто же, в таком случае, из нас излишне самоуверен?

Шли мы долго, и я решил по дороге задать один из мучащих меня вопросов:

— Скажи, ты предвидишь будущее? — запыхавшись от быстрой ходьбы, на ходу спросил я. Он, обернувшись, на мгновение сверкнул улыбкой:

— Немного. Но это не моя заслуга. Это заслуга времени.

— Да? — вскинул брови я. — И в чем же заключается его заслуга?

Он помедлил, прежде чем ответить:

— В твоей Вселенной и во Вселенной твоего Бога, Льва, время течет по-разному. То, что там — секунда, для вас может оказаться миллиардом лет. То есть у вас может сложиться впечатление, будто в мире Льва времени нет вовсе. Но оно есть. Я же присутствую в нескольких мирах сразу. Часть меня здесь, а часть в это мгновение видит Льва и то, что происходит с ней. И знание о Судьбе Льва, которую я наблю-даю, — знание о судьбе вашей Вселенной, а значит, ее будущего.

Я задумчиво промычал нечто глубокомысленное.

— М-да, — начал размышлять я вслух. — Это интересно. И что же будет со мной зав-тра?

— Я не могу ответить касательно тебя лично, — с явным пренебрежением отозвался он. — Я могу судить о Вселенной в целом, а не о тебе в частности.

В частности! По-моему, я-то как раз в самом что ни на есть центре!

Х Х Х

Лес заканчивался постепенно. Деревьев становилось меньше, и вот мы вышли на совершенную пустошь. Не было даже травы, и стало прохладнее. Это понижение температуры принесло облегчение мне, но вовсе не Дайне, которая, видимо, при-выкла к духоте собственного леса. Теперь же она ежилась и моргала длинными рес-ницами.

Мне стало жаль ее с высоты своего положения — как никак, я себя чувствовал прекрасно! Быстро скинув ткань, прикрывающую мой торс и ощутив, как тело со-дрогнулось от порыва ветра, я собрался было с небрежными видом преподнести его Дайне, как замер от удивления и досады — меня опередили! Господин каким-то об-разом узнал о моих намерениях и уже бережно укутывал дрожащую девушку в свое темное сукно. Я окинул придирчивым взглядом его фигуру и был вынужден не без доли сожаления признать, что она лучше моей — широкие плечи, развитые мышцы… Мне даже стало неловко за собственную худобу, и я раздраженно осведомился у се-бя самого: ну, зачем я полез в роль благородного и бесстрашного? Как теперь повес-ти себя умней?