Гай Гэвриел Кей - Песнь для Арбонны

Благополучно добравшись до острова, спасшись от ужасного шторма и суеты мира за пределами острова, он начал утешаться и развлекаться сочинением гимнов в честь богини, а также неоспоримо остроумными сатирическими стихами в адрес Соресины де Бауд. Имени ее он, конечно, не называл — правила есть правила, — но поскольку теперь он употреблял то же самое имя, которое придумал, чтобы прославить элегантность ее фигуры с длинными руками и ногами и темный огонь ее очей, то никто в Арбонне не остался в неведении по этому вопросу. Студенты в Тавернеле, как дал понять Блэзу всерьез огорченный Маллин, подхватывали эти песни и усовершенствовали, добавляя собственные строфы.

Это продолжалось много недель, и эн Маллин де Бауд, видя, что его супруга все больше становится объектом насмешек, имя его замка вот-вот превратится в синоним дурных манер, а письма примирения, посылаемые им на остров, демонстративно остаются без ответа, предпочел принять решительные меры.

Блэз, вероятно, организовал бы убийство поэта. Маллин де Бауд был сеньором, пусть и мелким; Эврард Люссанский, на взгляд Блэза, был всего лишь странствующим паразитом. Кровная вражда, даже спор между такими людьми в Горауте были немыслимыми. Но здесь, разумеется, Арбонна, где правят женщины и где трубадуры обладают такой властью в обществе, о которой в других местах не могли и мечтать.

В этом случае Маллин приказал Блэзу и его коранам тайно, под покровом ночи переправиться на остров богини и привезти Эврарда назад. Барон, конечно, сам не мог возглавить экспедицию, хотя Блэз питал достаточно уважения к этому человеку, чтобы верить, что он предпочел бы именно такой вариант. Но Маллину лучше было воздержаться от подобной эскапады на тот случай, если их постигнет неудача. Ему необходимо было иметь возможность заявить, что кораны задумали этот план без его ведома и согласия, а затем поспешить в храм Риан, чтобы должным образом выразить раскаяние. По мнению Блэза, обстоятельства сложились особенно удачно потому, что командиром коранов Бауда в этом сезоне оказался наемник из Гораута, который, естественно, не поклоняется богине Риан, и от него вполне можно было ожидать подобного святотатства. Блэз не стал ни с кем делиться своими мыслями. Они даже не слишком его беспокоили; просто на определенном уровне положение дел в мире было именно таким, и он был с ним хорошо знаком.

Соресину, ужасавшуюся, но одновременно наслаждавшуюся тем, что натворил ее непроизвольный крик, энергично наставляли сменяющие друг друга дамы из соседних замков, более опытные в общении с поэтами, насчет того, как вести себя с Эврардом после его возвращения.

Если Блэз с коранами попадут на остров. Если отыщут его. Если он согласится вернуться. Если морские чудища из мрачных сновидений Люта не вынырнут из пучины под их шлюпкой, огромные и ужасные в бледном лунном свете, и не утащат их всех во тьму вод.

— Держи на те сосны, — тихо приказал сидящий на носу Ирнан, их штурман. Он оглянулся через широкое плечо и посмотрел на растущую тень острова. — И ради Коранноса, помолчи пока!

— Лют, — мягко прибавил Блэз, — если я услышу от тебя хоть звук, любой звук с этого момента и до того, как мы вернемся на сушу, я перережу тебе глотку и выброшу тебя за борт!

Лют довольно громко сглотнул. Блэз решил не убивать его за это. Как такой человек мог стать посвященным воином ордена Коранноса, он понять не мог. Он довольно хорошо владел луком, мечом, скакал на коне, но даже здесь, в Арбонне, должны знать, что для воина бога всего этого недостаточно. Неужели отменили все стандарты? И не осталось гордости в этом продажном и вырождающемся мире?

Блэз снова оглянулся через плечо. Они уже подгребли совсем близко. Сосны сгрудились ближе к западной стороне острова, вдали от северных песчаных берегов и сверкающих за ними огней, которые горели в трех храмах и жилых строениях. Ирнан, который бывал здесь прежде — он не сказал зачем, и Блэз не настаивал, — предупредил, что нет никакой возможности высадиться на остров незаметно на одном из этих северных пляжей. Слуги Риан охраняли свой остров; в прошлом у них были основания опасаться не только одинокого парусника с коранами, отправившимися на поиски поэта.

Они собирались попытаться высадиться на берег в более неприступном месте, где лесные сосны уступали место не песку, а каменистым утесам и морским валунам. У них с собой была веревка, и каждый из коранов, даже Лют, умел взбираться на скалистые склоны. Замок Бауд примостился высоко на диких скалах юго-запада. Тамошним людям должны быть знакомы утесы и скалы.

Море — это другое дело. Только Ирнан и сам Блэз чувствовали себя свободно на воде, и на Ирнана была возложена трудная задача подвести их достаточно близко к острым и темным скалам, чтобы они могли высадиться на берег. В разговоре наедине Блэз сказал ему, что если они не смогут найти ничего лучшего, чем отвесные скалы, то у них не будет никакого шанса. Только не ночью и не в условиях, требующих полной тишины, да еще учитывая необходимость спустить вниз поэта. Кроме того…

— Суши весла! — прошипел он. В то же мгновение Маффур рядом с ним произнес те же слова. Восемь гребцов быстро подняли весла из воды и сидели неподвижно, пока шлюпка бесшумно скользила к острову. Снова послышался тот же звук, уже ближе. Блэз низко пригнулся и замер, вглядываясь в ночь, отыскивая при свете луны лодку, приближение которой услышал.

И тут он его увидел — одинокий темный парус на фоне звездного неба, скользящий среди волн вокруг острова. Восемь человек в шлюпке затаили дыхание. Они находились внутри круга, который описывала чужая лодка, и очень близко, опасно близко, от скалистого берега. Человек, посмотрев в их направлении при слабом свете, почти наверняка ничего не увидит на фоне темной массы острова, а охрана, Блэз знал, все равно будет смотреть в сторону моря. Он разжал пальцы, стиснувшие весло, и смотрел, как маленький парусник скользит мимо них против ветра, очень красивый при лунном свете.

— Хвала богине! — прошептал Лют, сидящий впереди рядом с Ирнаном.

Выругав себя за то, что не усадил этого человека рядом с собой, Блэз бросил через плечо яростный взгляд и успел увидеть, как взлетела рука Ирнана и стиснула руку соседа в запоздалой попытке заставить его молчать.

— Ай! — вскрикнул Лют. Совсем не тихо. В море. В очень тихую ночь.

Блэз закрыл глаза. После секунды напряженного молчания с парусника послышался суровый мужской голос:

— Кто там? Именем Риан, назовите себя!

Блэз лихорадочно соображал, он поднял глаза и увидел, что парусник уже начал разворачиваться. Теперь у них было два выхода. Они могли отступить, изо всех сил налечь на весла в надежде оторваться от сторожей во мраке моря. Никто не знает, кто они; возможно, их не увидят и не опознают. Но до земли далеко, и у восьмерых гребцов мало шансов уйти от парусника, если их будут преследовать. А к этому паруснику очень быстро могут присоединиться другие, понимал Блэз.