Анна Алмазная - Лоза Шерена
Огонь догорал в камине, шторы были плотно закрыты, а старшой сидел за столом из черного дерева и в неясном свете светильника просматривал какие-то бумаги. Жерл, увидев Рэми, спрятал бумаги в украшенную резьбой шкатулку и кивнул гостю на скамью.
- Хорошо, что пришел, садись.
Рэми напрягся. Странно это. И старшой был странным - тихим, спокойным - к разговору приступать не спешил. Будто и не пьяный вовсе.
Но пил весь день: на столе стоял пустой кувшин, в воздухе пахло хмельным, а взгляд Жерла поддергивался дымкой.
- Что, Рэми, опять позвали? - прошептал старшой, потянувшись к кувшину. - Моего спасителя?
- Мне нальешь? - попросил Рэми, садясь напротив Жерла.
- Пей! - отмахнулся тот, с готовностью двигая к Рэми чашу. - Меня не берет. Бывают такие дни, что и вино не берет, и жить не хочется.
Значит, пьян. И горит желанием поболтать. Как всегда...
Рэми не рассказывал никому о ночах, проведенных с Жерлом. Да и нечего было рассказывать: Рэми просто слушал, Жерл - говорил. Много о чем говорил: о далекой и малопонятной Рэми жизни в столице, о своем детстве, но никогда - о жене и умершем сыне.
Рэми понюхал вино. Крепкое. Дешевое. И кислое.
Отпил глоток. Гадость еще та, но под внимательным взглядом старшого попробуй не выпей. И Рэми выпил. До дна. Перед глазами поплыло, в голове затуманилось, а где-то неожиданно далеко, за густой пеленой, вздохнул Жерл: "Тебя берет. Не обманули, гады. Крепкое. А ты пей, пей, мальчик. Не смотри на меня так, не надо. Сегодня все иначе. День паршивый, вино паршивое, и настроение хуже некуда. Опасное. Когда надо с кем-то поговорить, а нельзя... А надо, иначе душа разорвется. В клочки, понимаешь? Ничего ты не понимаешь. Пей, пей. Слушай. А завтра - забудь!"
"Забудешь тут", - пьяно подумалось Рэми. Душно. И голова тяжелая, сама к столу тянется... и спать хочется...
"Глупый ты, Рэми, - доносился издалека голос старшого. Сам он глупый, глупости несет, да и разговорчив... как всегда по пьяни. - Все вы, рожане, глупые. Смотрите на нас, арханов, с завистью и не понимаете... что счастье от рода не зависит. Вот я счастлив почти и не был... впрочем, я - тварь, заслужил".
Рэми с трудом удержал дрожь, когда буря на улице взвыла, разбиваясь о плотно закрытые ставни. Звякнул тронутый ветром колокол. И вдруг сквозь полуопущенные ресницы почудились Рэми кошачьи глаза у плеча Жерла. Они не были безжизненными, как во дворе, - напротив, смотрели изучающе, гневно... осуждали. Кого? Убившего кошку старшого или все же Рэми, что не сумел остановить дозорных?
"Дураком я был, - продолжал хмуро Жерл. - Брата сводного выгнал. Решил, что если сам перестал быть чудищем, то и Ленара дома терпеть не обязательно..."
Чудищем, удивился Рэми. Брата? У Жерла есть брат? Странно... никогда не рассказывал. О детстве рассказывал, о брате - нет. Интересно, почему?
"Выгнать выгнал, а покоя все равно не было. Дозорным пристроился при замке повелителя, жену в дом взял, сын у меня родился, а покоя не было. Спать не мог... Сон это счастье... тебе, молодому, не понять..."
Повторяется. Чушь несет... жалится. Странно это видеть, как жалится сильный человек. Даже неприятно.
Старшой встал из-за стола, подошел к камину, и подкинул огню дров, а вместе с ними - пучок ароматических трав. В комнате сразу сделалось теплее, уютнее. Глаза Мурки все так же висели над плечом Жерла, и благодаря им, благодаря притупленному вином страху, держался Рэми на грани между сном и реальностью.
"Полнолуние было, - продолжил старшой, возвращаясь к кувшину с вином. - Осень, листья почти облетели. А я опять спать не мог, потому и пошел в тот парк. Там всегда было тихо и спокойно..."
Парк, окружающий замок повелителя. Как говорил Жерл? "Магическая оправа для жемчужины, белоснежного замка". Место, о котором Жерл рассказывал с искренним восхищением. Как же хочется спать...
Рэми овладела странная апатия - он понимал каждое слово старшого, чувствовал его волнение, но в то же время рожанину было все равно - будто он уже спал и знал, что спит.
"Тут-то я зверя и увидел. Красивый был, зараза, крупный. И опасный. Я долго не думал, и выстрелил, - смеясь, продолжил Жерл. - Не ты один по оборотням стрелять умеешь. И не тебе одному повезло. Только тебе повезло, что попал, а мне повезло, что промазал..."
В стену полетела и чаша. Жерл ударил кулаком по столу. Завибрировало под щекой теплое дерево... Не обижай, Жерл, не надо, не виновато оно... И буря за окном не виновата. Воет, плачет... И тополь под окнами не виноват. Стонет... Жерл стонет?
"Думал, в зверя стреляю, а попал в наследного принца. И так бывает. А я, дурень, не знал... радоваться мне или пугаться, что он жив?
Тогда радовался. Рану осмотрел, плащом Мираниса прикрыл... И тут на поляну трое мальчишек выбежало. Телохранителей. Один, что поменьше других был, к принцу подбежал, да стрелу из плеча выдернул... Я даже вмешаться думал - кровью же истечет - но тут светлый телохранитель что-то прошептал и...
Я и до этого знал, что магия лечит. Но чтобы так? Чтобы одно движение ладонью, и нет фонтана крови? Даже виссавийцам такое не под силу, а какому-то мальчику... Мне завидно стало. И страшно...
Когда открылись глаза принца, я радовался как ребенок. Не понимал еще, что жизнь моя в тот миг и закончилась.
А на рассвете ко мне пришли. Не убили, и на том спасибо, но сослали вместе с семьей в эту глушь. И клятву с меня взяли, магическую, что никому я не расскажу о той ночи.
Только, как и в случае твоего посвящения, - клятву-то у меня телохранитель принца брал. Мальчишка еще... вот и ошибся. Чуть-чуть. И тебе, опьяненному вином, не соображающему что и как, я рассказать все же могу... И рассказываю. Самую большую тайну нашей проклятой Кассии.
Может, и не слышишь ты меня, а, Рэми? Но то воля богов, не моя. Не слышишь, знать, они так хотят, чтобы не услышал.
А, знаешь, ведь тут поначалу я был даже счастлив. Только здесь обрел покой. И понял, наконец, важную вещь - у меня есть семья: жена и сын.
Вернулись мы тогда с отрядом поздно. Мальчонка мой привычку глупую имел, выбегал ко мне во двор и прыгал на руки. И тогда выбежал. А жена за ним. Как всегда, улыбающаяся, радостная.
Она первая опасность заметила. Побледнела, как смерть. А потом был крик моего сына... До сих пор он у меня в ушах стоит и стоять будет до самой смерти. Ее крик и яркое весеннее солнце, заливающее светом двор нашего дома. Я успел увидеть лишь напуганное лицо сына и вцепившегося ему в шею зверя".
Старшой вновь замолчал. Рэми закрыл глаза, вслушиваясь в треск огня в камине, а дозорный некоторое время ходил по комнате. От окна к дверям и обратно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});