Пол Андерсон - Галльские ведьмы

По счастью, в тот вечер Дахут находилась в доме Иннилис.

— Господин мой, госпожа моя, вы вернулись! — воскликнула служанка Ивар. — Малышка только-только угомонилась. Она так вертелась, так шалила, что я на нее прикрикнула, уж простите меня…

— Ничего, ничего, — отозвался Грациллоний.

— Знаете, господин мой, уж больно она шустрая, так и шныряет по всему дому, глаз за ней да глаз… Детишки в эти годы все такие, оно конечно, но малышка наша особенная, живехонькая такая, и лопочет себе, и лопочет. Госпожи целый день не было… Хотите повидать ее?

— Хочу. — Король прошел мимо служанки в комнату, служившую детской.

На полу громоздились всевозможные обломки, под ноги попалась полураздавленная игрушечная колесница, затем тряпичная кукла с оторванной рукой. Но ночной горшок опрокинут не был — в некоторых вещах Дахут была по-кошачьи аккуратна и чистоплотна. Девочка свернулась калачиком на ложе и мрачно взирала на устроенный ею разгром. Закатный свет, проникая сквозь окно, придавал ее коже оттенок слоновой кости, золотил волосы и словно оттенял лазурь взгляда. О Митра, как же она похожа на Дахилис!

Заметив отца, девочка вся подобралась, как кошка.

— Папа! — прошептала она.

— Я смотрю, мы устроили бунт? — проговорил Грациллоний. — Кто это так плохо себя ведет?

— Я… Я тут… — Дахут не хватило слов. Возможно, она хотела сказать: «Я тут совсем одна была»? Все может быть. Грациллоний присел на корточки, развел руки.

— Что ж, маленькая разбойница, сейчас мы с тобой все уберем, верно?

Девочка спрыгнула с ложа и прижалась к отцу. Он обнял ее. Как чудесно от нее пахнет!

— Не надо так больше делать, — проговорил он, целуя дочь в щеку. — Пожалей своих мам и бедных служанок, которые прибирают за тобой.

— Ты не приходил, — прошептала девочка. Другой ребенок заплакал бы, но Дахут не плакала — почти никогда.

— Так ты ждала меня? Прости, милая. У твоего папы было много работы. Давай ты оденешься, и, пока Ивар не принесла ужин, мы с тобой поиграем в лошадку, а потом я спою тебе песенку. Ты единственная, кто способен слушать, как я пою…

Иннилис питалась просто и ела немного. Грациллонию нравилась та пища, которую подавали у нее в доме, составлявшая резкий контраст с кулинарными изысками многих других домов Иса. И порции у Иннилис были вполне разумные, не крохотные и не громадные. Обычно они беседовали за едой и рано ложились — несмотря на радушие Иннилис, у них было мало общих интересов. Но сегодня она сама затеяла разговор. В свете восковых свечей ее лицо выглядело встревоженным.

— Временами я боюсь за Дахут, — промолвила она едва слышно. — В ней что-то есть…

Грациллоний вспомнил страшную ночь на Сене и того тюленя, который не дал девочке утонуть, и многочисленные происшествия последних недель.

— Быть может, так проявляется ее судьба? — ответил он, сглотнув комок в горле. — Кто знает? Я не слишком доверяю всяким астрологам и предсказателям. Что суждено, того не миновать. Все равно мы ничего не можем поделать.

— Ты не понял, я ничего подобного не предлагаю. Я просто… Мы говорили с Виндилис и с другими… Правильно ли мы поступаем, передавая ее из дома в дом, так что она не имеет до сих пор своего уголка? Может, поэтому она такая дикая?

Король нахмурился.

— Не знаю. У меня мало опыта — она ведь мой первенец. — «Если не считать пары детишек, случайно зачатых в Британии; грех, конечно, но будем надеяться, что Митра простит». — Вдобавок король Иса не может быть настоящим отцом семейства. Разве не в обычае сестер всем вместе воспитывать ребенка, чья мать умерла?

— Разумеется. Но знаешь, я никогда такого не испытывала… Ты другой, и Дахут другая. Не могу выразить словами, я слишком глупая, но вот Виндилис говорит, что ты принес нам новую жизнь и Дахут — твоя дочь.

«Другой, — мысленно повторил Грациллоний, — другой». Конечно, мы другие. Дочь Дахилис пошла в мать — красавица, умница, такая… одухотворенная, что ли.

После выкидыша у Иннилис Виндилис настояла, чтобы сестра принимала траву, и Грациллоний согласился. Еще один выкидыш мог погубить Иннилис, или же она могла родить кого-нибудь вроде слабоумной Одрис. Шести королев, способных родить, вполне достаточно.

Иннилис не просила короля воздерживаться от плотской любви. Со временем он выяснил, что ей больше всего нравится: долгие поцелуи и ласки и единственное нежное проникновение. В половине случаев близость явно доставляла ей удовольствие, в половине — не причиняла видимых страданий. По крайней мере, вслух она ни в чем мужа не упрекала.

Той ночью она долго не засыпала, что было непривычно. Он чувствовал ее напряжение, ему даже показалось, что она дрожит.

— Что тебя гнетет? — спросил он. Иннилис ответила уклончиво, но Грациллоний не оставлял попыток дознаться. Наконец она призналась.

— Я боюсь за тебя, Граллон. — Подобно большинству исанцев, Иннилис редко называла его полным именем, предпочитая сокращенный вариант. — Ты уезжаешь…

— Я вернусь.

— Да, ты обещал, — Иннилис вздохнула. — Но как долго тебя не будет? И как долго ты у нас еще задержишься? Тебя ведь наверняка тянет домой.

Грациллоний промолчал. До сих пор никто не задавал ему это вопроса, над которым сам он задумывался не раз. Подумать только — Иннилис! Вот уж от кого он не ждал подвоха! Во имя Аримана, что ей ответить?

Разумеется, в Исе предстояло еще много дел, а он терпеть не мог оставлять что-либо незавершенным. Этот город был вызовом, который он принял. Государственные дела — вовсе не то, что рубка леса или пахота, тут полным-полно подводных камней… Но и удовольствие от успешно законченного дела получаешь несравнимое. Своей волей творить закон, пересоздавать историю, защищать и направлять людей… Что из всего этого выйдет? Варвары обломали зубы о крепостные стены Иса, но в других местах они по-прежнему кишмя кишат, приходят по суше и приплывают морем. Способен ли он бросить укрепления, которые сам строил?

С другой стороны — если верить преданиям, у него никогда не будет сына. Он проживет свою жизнь среди чужаков и когда-нибудь погибнет в Священном лесу, убитый молодым претендентом…

И так ли уж важны все эти королевские дела и обязанности. Максим добился власти, вскоре его могущество распространится и на Ис. И что тогда станет с королем, что останется ему? Церемонии, шествия, повседневные хлопоты, суета, имеющая значение лишь для тех, кто в нее вовлечен…

В империи потихоньку налаживается жизнь. Хотя в северной Британии снова неспокойно, остальной остров, можно сказать, умиротворен. Налаживается связь; Грациллоний уже получил три письма от отца и ответил на каждое. Снова побывать дома! Нет, никто не собирается возвращаться к прежнему существованию впроголодь; достаточно одного аккуратного намека, чтобы август Максим возвысил хорошо послужившего ему человека до ранга сенатора. А сколько дел за пределами Иса — укрепление государства, усмирение варваров, очищение Рима от скверны, завоевание бессмертной славы…