Ирина Ванка - Сказки о сотворении мира

— Кто разлетелся? — не понял Жорж.

— Я же говорю, сосисками на холодильнике загрузился под крышу, по точкам должен был везти, встал заправиться и взорвался…

Тропа спускалась в ложбину, огибала гору, утопала в зарослях, едва виднелась на подъеме у самого горизонта, где Солнце почти касалось земли.

— Не утомился болтать, Артур? — обратился Зубов к напарнику.

— А что? Напрягаю? Если надо молча идти, так и скажи, а то мы скоро к морю выйдем… к Средиземному. Там точно будут автобусы. А здесь только летающая тарелка пройдет, и то если на ребро поставить…

Деев натер мозоль распухшей ногой об разношенный ботинок и стал ощущать усталость. Солнце свалилось за гору, тропа почти потерялась в зарослях. Скоро путники побрели в кромешной темноте, слушая стрекотания насекомых, потом наступила мертвая тишина. Преодолев подъем, они уперлись в стену, сложенную из вертикальных каменных плит. Жорж подошел к воротам, провел рукой по массивным деревянным столбам и посветил фонарем.

— Не трогай здесь ничего, — предупредил он, — и не шуми.

Сооружение, собранное из монолитов, имело округлую форму, плоскую крышу и окна-бойницы. Деев полез в карман за сигаретой, но получил от начальства строжайший запрет на курение вблизи объекта.

— Сможешь встать мне на плечи, заглянуть в окно? — спросил Жорж.

Если б не хрональный катаклизм, Деев долез бы до бойницы без всякой помощи, но Зубов запретил прикасаться к стенам. Он запретил даже светить внутрь огоньком зажигалки. Во дворе этого мрачного сооружения не было ничего интересного. Артур увидел еще одну стену круглого внутреннего строения, похожего на высокий колодец… или на низкую башню, на которой горела неоновым светом длинная лампа, яркая, словно уличный фонарь. Горела, но ничего не освещала вокруг себя. Артур вгляделся. Ему показалось, что это вовсе не фонарь, а узкое окно, сквозь которое пробивается свет.

— Жорж! — крикнул он. — Там автобус!

— Не надо кричать!

Артур спустился на землю.

— Клянусь! — зашептал он. — В башне дым, точь-в-точь как в автобусе. Надо к ним постучать… Или позвонить, — Артур схватил гнилой шнур, свисающий над калиткой, колокольчик сорвался и загрохотал по камням. Из-под массивных ворот повеяло холодом.

— Угомонись, молодой человек! — рассердился Зубов.

— Там автобус… — прошептал Артур совсем тихо. — Честно… Я не знаю, как они его затащили в башню, может, торчком поставили?

Лязг дверного засова заставил умолкнуть обоих. Жорж толкнул компаньона в кусты, и тот упал на больную ногу. Из круглого дома вышел высокий монах в длинном платье, черном как ночь. Артур поднялся на четвереньки и замер. Высокий и широкоплечий Зубов рядом с монахом казался двоечником, вызванным к директору школы.

Жорж первым заговорил с монахом по-гречески, запинаясь через слово, словно оправдывался. Монах отвечал спокойно и держался уверенно. Деев не видел его лица, но догадывался, что речь идет не об открытии фирмы, и не о том, чтобы вызволить его паспорт из чумового автобуса. Он прислушался и понял, что это вовсе не греческий. Что этот язык, похожий на греческий, он слышит впервые. Артуру показалось, что Жорж в таком же замешательстве, что им не одолеть вдвоем верзилу, даже если Артур нападет на него со спины. Несчастный боялся предположить, сколько еще таких же крупных монахов притаилось внутри.

Зубов жестикулировал, фигура монаха выражала спокойствие. Артур ловил слова и убеждался в догадке: этот язык он слышит впервые в жизни. Молодой человек не считал себя полиглотом, он считал себя местным аборигеном и понимал диалекты, но никогда не вламывался в старые монастыри среди ночи. Язык, на котором Зубов общался с монахом, казался таким же древним, как монастырь, что провалился в веках вместе с серым автобусом, и всплыл не по нужному адресу. Переговоры шли долго и трудно. Артур готов был признаться, что сам сорвал колокольчик. Заодно он собрался раскаяться в более тяжких грехах, исповедаться, причаститься и помолиться за исцеление души, но монах прервал разговор и исчез за воротами. Ушел, не простившись, не прикрыв дверей, словно пригласил незваного гостя.

— Друг мой… — обратился к Артуру Жорж, вместо того, чтобы дать по шее. Он вынул из-под плаща футляр и сунул за пазуху молодому человеку. — Во имя всего святого, унеси эту вещь отсюда подальше и сохрани!

— А ты? — не понял Артур. В его руке оказались ключи от машины, в его карман опустился бумажник.

— Беги отсюда! — приказал Жорж. — Распорядись моим имуществом, как сочтешь нужным, только сохрани эту вещь! Понял меня, Артур? Она не должна попасть в чужие руки или потеряться!

— Понял…

— Если понял, беги.

— Куда? — шепотом спросил Деев.

— К черту! К дьяволу! На все четыре стороны! Я сам тебя найду. Убирайся отсюда, как можно скорее!

Жорж шагнул за порог, а Артур остался соображать, не кроется ли подвох за таким безграничным доверием? Шутка ли дело: машина, набитая ценностями… и ночь, и ключи в кулаке, и деньги в кармане… Плюс полбака бензина, на котором можно докатить до границы. Такого поворота судьбы бедняга не ждал, потому растерялся.

«Слышал, что было сказано? — обратился к Артуру внутренний голос. — Дуй отсюда, парень! Беги со всех ног и не оглядывайся. Беги, пока кто-нибудь не передумал: либо Жорж, либо сумасшедший мир, в который ты въехал на попутном автобусе».

— Так я… это… — проблеял Артур вслед ушедшему Жоржу, и собрался еще раз позвонить в дверь, но рука онемела, огрызок шнурка покачивался на сквозняке, из-под ворот отвратительно веяло моргом.

«Беги!» — скомандовал внутренний голос и бедняга, что было сил, захромал обратно.

К рассвету Артур Деев добежал до часовни и укрылся в машине.

— Черт меня дери, — осенило его, — никогда в жизни никто на свете просто так не давал мне ключей от машины, не говорил, что я могу ехать на ней, куда захочу, и делать, что в голову взбредет.

Он вскрыл футляр, отданный Зубовым на сбережение. В его бархатных внутренностях покоился шелковый мешок, украшенный буквами незнакомого алфавита. Деев потянул тесемку, развязал узелок и впал в ступор. В его руках оказался кубок, виденный им накануне вечером в спальне, и принятый за сновидение. Чаша из желтого металла уже не казалась такой ослепительно драгоценной. Металл походил на сплав, в камнях Деев вовсе не разбирался и допускал, что они не особенно драгоценны, но тонкая работа его не разочаровала. Кубок был оплетен металлической нитью, словно орнаментом, так искусно, что вполне мог стоять в музее. Артур поднял крышку, увенчанную крупным камнем, и тот заиграл, засиял, заискрил в руках таким пронзительным светом, что Артур не смог отвести глаз. Из сосуда пахло настойкой. Той самой, что пропитала его больничную подушку и гостиничное полотенце. Этим запахом он дышал по ночам, и не спутал бы ни с каким другим. Деев испытал восторг. Мурашки побежали по его телу, комок подкатился к горлу, и откатился, когда в стекло автомобиля постучал незнакомец.