Алексей Корепанов - Уснувший принц

— Почему? — не понял Аленор.

Фалигот вздохнул и поплотнее запахнулся в халат. Веселые огоньки в его глазах погасли.

— Неладно что-то у нас в замке, не так ли? Я говорю о своей племяннице. О твоей матери, Аленор. И о ее… муже, — последнее слово Фалигот произнес, скривившись и с явной неприязнью.

— Стоит ли об этом, дядюшка? — с досадой сказал Аленор. — Они не дети и сами в состоянии разобраться в своих отношениях. В конце концов, ее ведь никто не заставлял… не тянул насильно под венец… во второй раз…

Фалигот задумчиво покивал.

— Возможно, ты и прав, мой мальчик. Возможно, все женщины одинаковы, и Даутиция поступила бы так же…

Даутиция была тетей Аленора, родной сестрой его матери и единственной племянницей альда Фалигота. Она ушла неожиданно рано, при родах. Ребенок — мальчик, так и не успевший получить имя, ушел вслед за матерью, не прожив и двух часов. Муж альдетты Даутиции, альд Тронгрин, оставив свою дочь Элинию, кузину Аленора, на попечение альдетты Мальдианы, отправился в странствия куда-то на край света — и за многие годы птицы-вестники ни разу не приносили посланий от него. Подстерегла ли его беда в дальних краях и он ушел из жзни — или же обрел счастье альд Тронгрин и не желал возвращаться? Никто не ведал о том в замке альда Карраганта, и никогда не говорила об отце тихая молчаливая Элиния.

С неспокойным сердцем оставил юноша альда Фалигота. Проходя мимо покоев кузины, он увидел свет, пробивающийся из-за неплотно прикрытой двери — Элиния, наверное, опять сидела за книгами, хотя замок уже накрыла глубокая ночь. Миновав несколько нежилых комнат, юноша повернул в пустынный полутемный переход, застеленный потертыми коврами, и, дошагав до высокого узкого окна с разноцветными стеклами, еще раз повернул и оказался на овальной площадке, где в глубоких нишах стояли каменные вазы с живыми цветами. На площадку выходила единственная дверь — за ней располагались покои Аленора.

На столе у окна ждал его принесенный глонном легкий ужин: большое блюдо с фруктами, салат, кувшин с соком. Сидя в полумраке — горел только один светильник на дальней стене, — Аленор медленно жевал яблоко и задумчиво глядел в окно, за которым не было видно ничего, кроме звездного неба. Мысли его вновь и вновь возвращались к событиям ушедшего дня, а в ушах звучали слова черноглазой мерийки Юо: «Это твоя девушка, альд Аленор…»

Во многих прочитанных им книгах говорилось о любви. Ради того, чтобы найти возлюбленную, пускались в путь отважные воины. Они бились с драконами, слушались советов волшебниц, выдерживали все испытания, которые устраивали им злые невидимки в заброшенных замках, вызволяли из беды зверей-помощников, раскрывали коварные замыслы соперников и недоброжелателей, добывали волшебные камни и перстни, боролись с преграждавшими им путь черными оборотнями и духами ночи. Ради любви мастерил себе крылья и летел на Диолу отважный Ликант, преодолевая холод небес, горячим своим сердцем согревая пустоту. Не побоялся вторгнуться в дали Загробья певец Уллиной, не пожелавший смириться с уходом ненаглядной Аэллии. Страсть ваятеля Олгринда оживила бездушный камень статуи. В пламени войны отбил предводитель островитян Ард Сокрушитель похищенную у него прекрасную Иннемену…

И не только из книг знал Аленор о любви. Были у него и детские увлечения, было когда-то и неразделенное томление подростка по хрупкой большеглазой альдетте Олеллии, живущей в замке за Зелеными холмами. Были, были и другие встречи — на музыкальных вечерах, на турнирах — прелестное личико в ложе зрителей, — в грандиозном театре Имма, на весеннем празднике Возрождения… Пронзающий сердце взор — и сладкая пустота в груди, и туман в голове, и горят щеки, и хочется во весь опор лететь на коне, куда глаза глядят, и доскакать до заходящего солнца… и тоже, подобно Ликанту, добраться до Диолы, пройти черными полями Загробья, сразить двадцать тысяч драконов и положить к ногам возлюбленной ожерелье из самых красивых и самых недоступных звезд.

«Зазвенела душа, как струна… Нет, не будет мне в жизни покоя… За туманной и зыбкой мечтою… за манящей и нежной рукою… устремилась, помчалась она… Дней иных наступает отрада — так назначено мудрой судьбой… И в цветенье нездешнего сада… мы уйдем неразлучно с тобой…»

Да, такие и еще десятки, сотни подобных строк сами собой рождались в его голове, когда он бродил по холмам или сидел у реки, или выходил на галерею своего замка, погружаясь в ночную темноту и слушая голоса звезд…

И все-таки, и все-таки… Сердце ныло, сердце томилось, сердцу мало было туманных мечтаний, и не хотело, не желало оно удовлетвориться тем, что есть: прелестными личиками на музыкальных турнирах и в театрах, на праздниках и у шумящих фонтанов Имма. Сердцу хотелось чего-то большего, чего-то нездешнего, чего-то обжигающего, пронзающего насквозь…

«Где мне искать ту девушку? — думал Аленор, лежа в постели и широко открытыми глазами глядя в темноту, словно стараясь увидеть там образ той, которую предрекла ему мерийская гадалка. — И есть ли она действительно на свете?»

Сон не шел к нему. Темнота была плотной, как тяжелая ткань портьер, а от ночной тишины слегка звенело в ушах.

«Где мне искать ее?..»

— Вспомни похороны и черную книгу, Аленор. В книге содержится знание…

Голос, внезапно раздавшийся в темноте, был тих, но слова прозвучали отчетливо. Было непонятно, кому он принадлежал: мужчине или женщине? И был ли вообще этот голос или слова родились в душе Аленора?

Юноша некоторое время лежал, замерев и вслушиваясь в темноту и тишину, но в комнате больше не раздавалось ни звука.

«Что это? — затаив дыхание, подумал молодой альд, чувствуя, как неистово колотится сердце. — Кто это сказал? Почудилось?»

Ему почти удалось убедить себя в том, что он просто задремал и слова прозвучали во сне. Но уж слишком явственно он слышал их… Почему-то стараясь не шуметь, юноша откинул тонкое одеяло, встал и зажег светильник. В бледном, слегка дрожащем свете он осмотрел спальню, но никого не обнаружил. Все стояло и лежало на своих местах, и не было в комнате места, где мог бы скрываться кто-то посторонний.

Обойдя спальню и осветив все углы, заглянув под кровать и за кресло, Аленор открыл тихо скрипнувшую дверь и вошел в соседнюю комнату, где на столе по-прежнему стояла посуда с остатками его недавнего ужина. Там тоже никого не было.

«И не могло быть», — заверил себя юноша и только сейчас почувствовал, как стекают по шее под волосами теплые капли пота. Он не считал себя трусом, но мурашки бегали у него по спине и было ему очень не по себе. Откуда могли донестись эти слова?..