Neil Gaiman - Сыновья Ананси

А потом они свернули на какую-то улицу, и со все растущим дурным предчувствием Чарли понял, что узнает ее. На этой улице он жил ребенком. Даже дома выглядели более-менее знакомыми, хотя у многих перед палисадниками выросли внушительные заборы из стальной сетки.

Перед домом миссис Хигглер уже стояло несколько машин. Толстый Чарли пристроился за престарелым «фордом». Подойдя к входной двери, миссис Хигглер открыла ее ключом.

Чарли оглядел свой грязный, пропотевший костюм.

– Не могу же я войти в таком виде.

– Я видела и похуже, – сказала миссис Хигглер. Потом потянула носом воздух. – Вот что я тебе скажу: отправляйся прямиком в ванную, там можешь помыть лицо и руки, привести себя в порядок, а когда будешь готов, приходи к нам на кухню.

Толстый Чарли послушно направился в ванную. Там от всего пахло жасмином. Сняв грязную рубашку, он намылил лицо и руки жасминовым мылом над крохотной раковиной. Намочив махровую варежку, вытер себе грудь и как мог отскоблил комья грязи с брюк. Потом посмотрел на рубашку, которую утром надел белой и которая теперь стала редкого оттенка бурой глины, и решил от нее отказаться. В дорожной сумке у него есть свежие, но сумка на заднем сиденье машины. Лучше просто выскользнуть через черный ход, надеть чистую рубашку и тогда можно будет предстать перед собравшимися на поминки.

Отперев дверь ванной, он ее толкнул.

В коридоре стояли, уставившись на него во все глаза, четыре старушки.

– Что это ты задумал? – спросила миссис Хигглер.

– Сменить рубашку, – отчеканил Толстый Чарли. – В машине рубашка. Да. Скоро вернусь.

Задрав подбородок, он решительно зашагал по коридору к входной двери.

– На каком это языке он говорит? – громко спросила у него за спиной миниатюрная миссис Дунвидди.

– Не каждый день такое увидишь, – сказала миссис Бустамонте, – хотя на Берегу Сокровищ во Флориде что ни день видишь десятки полуголых мужчин и не обязательно в грязных брюках от делового костюма.

Сменив возле машины рубашку, Толстый Чарли вернулся в дом. Старушки на кухне деловито складывали в пластиковые контейнеры остатки, судя по всему, обильного угощения.

Миссис Хигглер была старше миссис Бустамонте, и обе – старше миссис Ноулс, но моложе миссис Дунвидди. Миссис Дунвидди была старой и выглядела на свои годы. Наверное, существовали геологические эпохи и помладше миссис Дунвидди.

Мальчиком Толстый Чарли воображал себе, как в Экваториальной Африке миссис Дунвидди неодобрительно щурится сквозь толстые линзы очков на едва научившихся ходить гоминидов. «Держись подальше от моего сада, – говорит она едва эволюционировавшему и сильно нервничающему австралопитеку, – не то получишь основательный нагоняй, уж ты мне поверь». От миссис Дунвидди пахло фиалковой водой, за которой чудился запах очень и очень старой женщины. Эта крошечная старушка умела укротить взглядом грозу, и Толстый Чарли, который два десятилетия назад забрался к ней в сад за потерявшимся теннисным мячиком и разбивший украшение ее газона, все еще до смерти ее боялся.

В настоящий момент миссис Дунвидди руками ела куски козлятины в карри из миски.

– Жалко выбрасывать, – объяснила она и положила обсосанные косточки на фарфоровое блюдце.

– Пора тебе поесть, да, Толстый Чарли? – спросила миссис Ноулс.

– Я не голоден. Честное слово.

Четыре пары глаз укоризненно уставились на него поверх четырех пар очков.

– Нет смысла морить себя голодом от горя, – сказала, облизывая пальцы, миссис Дунвидди и выловила еще кусок жирной коричневой козлятины.

– Я не голоден. Просто не голоден. Вот и все.

– Тоска съест тебя изнутри, останутся только кожа да кости, – с мрачным наслаждением сказала миссис Ноулс.

– Сомневаюсь.

– Я тебе много вкусненького припасла. Вон на том столе тарелка стоит, – сказала миссис Хигглер. – Пойди поешь. И больше ни слова. Всего осталось вдоволь, так что не беспокойся.

Толстый Чарли сел, куда сказано, и через минуту перед ним оказалась тарелка, доверху заполненная тушеным горошком и рисом, сладким картофельным пудингом, вяленой свининой, козлятиной и курицей в карри, жареными бананами и маринованной говядиной. Толстый Чарли уже почувствовал приближение изжоги, а ведь еще и куска не проглотил.

– Где все остальные? – спросил он.

– Собутыльники твоего папы пошли пить. Они собираются устроить большую рыбалку с моста в его память. – Миссис Хигглер вылила остатки кофе из своей ведерной походной кружки в раковину, чтобы заменить его дымящейся жидкостью из недавно выкапавшей свое кофеварки.

Дочиста облизав пальцы розовым язычком, миссис Дунвидди прошаркала к столу, где над нетронутой тарелкой сидел Толстый Чарли. Маленьким мальчиком Толстый Чарли искренне верил, что миссис Дунвидди ведьма. И не симпатичная, а такая, которую приходится посадить в печку, чтобы сбежать. Сегодня он увидел ее впервые за двадцать лет и тем не менее с трудом подавил отчаянное желание с визгом забиться под стол.

– Я видела уйму смертей, – сказала миссис Дунвидди. – За мои-то годы. Поживи с мое, своими глазами увидишь. Все однажды умрут, только дайте время. – Она помолчала. – Однако… Никогда бы не подумала, что такое случится с твоим папой. – Она покачала головой.

– Каким он был? – спросил Толстый Чарли. – Когда был молодым?

Миссис Дунвидди поглядела на него через толстые, очень толстые линзы и, поджав губы, покачала головой.

– Меня тогда еще не было, – сказала она. – Ешь свою говядину.

Вздохнув, Толстый Чарли взялся за еду.

Сгущались сумерки, все разошлись.

– Где ты собираешься ночевать? – спросила миссис Хигглер.

– Сниму комнату в мотеле, наверное.

– Когда у тебя есть отличная спальня здесь? И отличный дом в квартале отсюда? Ты его еще даже не видел. Думаю, твой отец хотел бы, чтобы ты там остановился.

– Я бы предпочел мотель. Мне не по себе при мысли о том, чтобы спать в отцовском доме.

– Ну, не я деньги на ветер выбрасываю, – пожала плечами миссис Хигглер. – Тебе ведь еще надо решить, что с ним делать. И с его вещами.

– Мне все равно, – ответил Толстый Чарли. – Устроим распродажу. Выставим их на аукцион в Интернет. Свезем на свалку.

– Это что еще за глупости? – вскинулась старуха.

Порывшись в ящиках буфета, она достала ключ от входной двери с большой бумажной биркой.

– Перед переездом он оставил мне запасной ключ, – сказала она. – На случай, если свой потеряет, или запрется изнутри, или еще что-нибудь. Он говаривал, что голову потерял бы, не будь она прикреплена к шее. Продавая свой прошлый дом, он сказал: «Не волнуйся, Каллианна, далеко я не уеду». И ведь в том доме он жил, сколько я себя помню, а потом вдруг решил, что он для него слишком велик и что нужно переезжать.