Алексей Игнатушин - Железная скорлупа

— Но я человек! — вскричал юноша отчаянно.

Священник истерично захохотал, брызгая на гобиссон каплями слюны.

— Замолчи! Вон отсюда! Иди предавайся мерзким плотским утехам, пока можешь. Знай, скоро мы истребим ваше поганое семя, противное Божьему замыслу!

У рыцаря в голове гудело, сердце долбило грудную клеть, как дятел, ребра противно похрустывали.

— Прочь, бездушная тварь!!! — завизжал священник, пронзительное эхо едва не разорвало слух.

— Я… И… — пробормотал рыцарь, хватая ртом воздух, как рыба на берегу. — Откуда вы зна…

— Сэр Инконню, леди Хелии любопытно, как долго ожидать вашего прибытия? — влетел в часовню насмешливый голос Гарета.

Рыцарь, поклонившись дрожащему от ярости священнику, спешно шагнул за порог.

— Совсем обнаглели, — сказал священник устало. — Уже в дом Христа пробираются безнаказанно…

Левую бровь фрейлина надменно изломила. Гарет, оседлав лошадей, вывел их с постоялого двора на дорогу, и девушка смотрела на юношу с высоты седла, что усиливало снисхождительное выражение взгляда.

Инконню подошел к белому жеребцу, молча, с помощью Гарета облачился в котт-де-май, кольчужными шоссами пренебрег. Леди Хелия нахмурилась, но при виде бледного потного лица и пустого взгляда юноши встревожилась.

— Сэр Инконню, с вами все в порядке? — спросила она с подобием участия.

Юноша кивнул рассеянно, натягивая отстиранный и заштопанный супервест.

«Тилуиф Тедж, Прекрасное Семейство, — пронеслась кипящая мысль. — Почему он принял меня за одного из них? Ведь я человек… И в замке никто ведь не разглядел нечеловечности…»

Тайна рождения захватила сознание, он стоял столбом, не слыша участливых вопросов девушки.

Взгляд фрейлины снова стал ледяным.

— Тогда извольте двигаться быстрее, вас улитка обгонит, — сказала она стервозно.

Сказала и запнулась, устыдившись собственной грубости. Гарет покивал одобрительно. Инконню безучастно пристроил за спину щит, вскочив в седло, первым выехал из деревни.

Леди Хелия ехала следом, глазами метала молнии. Приоткрывала рот нервно, но спохватывалась и молчала. Лишь сопела сердито, буравя взглядом спину, закрытую сидящим грифоном.

Глава четвертая

Горячий пар болот согрел осеннее утро, но обильно приправил запахом затхлости. Узкая тропа стелилась через топи, по бокам опасно хлюпало, булькало, плескало волнами удушливой вони. Корни чахлых деревьев утопали в зеленоватом тумане, через пять шагов тропа исчезала в дымке. Птицы изредка кричали противно.

Леди Хелия убрала от лица плотный платок, носик сморщила, нашла взглядом спину рыцаря.

— А скажите, сэр Инконню, какие слова священника привели вас в сильнейшее смущение? — спросила она тоном делано равнодушным.

Рыцарь вздрогнул, отбросив кольчужный капюшон, оглянулся.

— Наш разговор не был долог, — начал осторожно. — Но слова, взволновавшие меня, с вашего позволения, останутся при мне. Слишком личное, леди.

Фрейлина нахмурилась, буркнула язвительно:

— Позволяю, сэр Инконню.

Рыцарь, склонив голову, отвернулся, нервно пожевал губу. Плечи юноши потряхивала болезненная дрожь.

Туман над тропой сгустился. Инконню страшным усилием изгнал смятенные мысли, огляделся в тревоге: зловонные лужи, затянутые пленкой ряски, крепко сжимали дорогу, как бы не упасть.

— Почему замедлили ход, сэр Инконню? — спросила фрейлина капризно. — Нарочно заставляете даму дышать зловонными испарениями?

Издевка рыцаря не задела.

— Дорогу все хуже видно, требуется осторожность, леди Хелия, — ответил спокойно. Хотел сказать, что не хочет вытаскивать ее из трясины, пусть платье побережет, но смолчал.

В голове пронесся список рыцарских добродетелей. Инконню боязливо перебирал их в уме, с затаенной надеждой угадывая ему присущие.

Всяк рыцарь, как дом на фундаменте, стоит на трех добродетелях: верность данному слову и порядочность в отношениях с людьми, великодушие, помощь Церкви и защита ее добра.

Инконню лихорадочно шарил в памяти, лицом то светлея, то уподобляясь грозовой гряде.

Помимо основных добродетелей рыцарь должен обладать искренностью, презрением к усталости, страданию и смерти, сознанием собственного достоинства, гордостью за принадлежность к благородному роду, искренним служением суверену, соблюдением обещанной верности, добротой и благородством сердца, набожностью и умеренностью, отвагой и физической силой, широтой души, телесной красотой, изяществом, добротой, утонченностью сердца и манер, чувством юмора, умом, изысканной вежливостью, отсутствием привязанности к жизни, жаждой сражений и приключений.

Инконню вспотел от умственных усилий. По мере перечисления рыцарских качеств его настроение падало, а к концу — испарилось. Голову невольно втянул в плечи, хребет сгорбил.

— Сэр Инконню, никак решили поспать? — спросила девушка ехидно.

Рыцарь встрепенулся, выпрямился.

— Нет, леди Хелия. — Мелькнула мысль пошутить, но в голове пусто. Юноша озлился, вдавил кулак в лоб.

Понимание, что полнотой рыцарских добродетелей не обладает никто, пожалуй, лишь сэр Гевейн — «солнце рыцарства», — утешило слабо.

От резкого вскрика рыцарь вздрогнул. Жеребец недовольно заржал, тряся головой, и остановился. Рыцарь, опустив ладонь на рукоять меча, выловил взглядом в зеленоватом полотне тумана сгорбленную фигуру в пепельно-серой одежде.

Из-под ветхой ткани капюшона с морщинистого лица сверкнули глаза, и рыцарь отшатнулся, натянув поводья. Старуха молча повернулась, полами одежды взвихрив полотно испарений и тумана. Сгорбленная спина отдалилась.

Юноша оправился от неожиданной встречи. Стыд плеснул в глаза кипятком, он окликнул поспешно:

— Постой, женщина! Я сожалею, что напугал и едва не наехал на тебя.

Старуха не обернулась. Туман неспешно ткал на серой спине зеленоватую завесь. Гулко лопались пузыри болотных ям, свербя ноздри едким запахом. Гомон болотной живности резал слух.

— Оставьте, сэр Инконню, — бросила фрейлина брезгливо, поминутно прикрывая лицо платком. — Она простолюдинка, к тому же выжила из ума, раз шатается одна по топям.

Отповедь девушки показала, что Инконню далеко до рыцарских добродетелей. Голову наполнили злые, суматошные мысли, от скрипа его зубов кони вздрогнули.

— Полагаю, леди Хелия, — процедил он сдавленно, — эта старуха столь же любимое Господом создание, как и вы. Я должен загладить обиду.

Холеное лицо фрейлины пошло красными пятнами. Гарет понаблюдал за холодным бешенством девушки с удовольствием. Хелия проводила злым взглядом спешившегося рыцаря и скривила уголки губ, во взоре мелькнула тень догадки.