Ханнес Бок - Черное колесо

Но к жизни на борту корабля быстро привыкаешь, и вскоре я обнаружил, что уже не обращаю внимания на то, что в первое утро меня так удивило. Большую часть времени я проводил в своей крохотной лаборатории.

На пятый день у меня произошёл любопытный разговор с Деборой. Она пришла ко мне в кабинет с вязанием и, безо всякого «с вашего позволения», уселась. Я лениво читал, делать мне было нечего, и потому я приветствовал её появление.

– Её милость, – объяснила Дебора, – отдыхает. Меня на время отпустили. Её милость сказала, что ей будут сниться дурные сны, если я сижу рядом. Вот её точные слова, доктор Фенимор: «Я уверена, что это будут на редкость чопорные сны. Этого я не вынесу. Уйдите от меня как можно дальше, только за борт не свалитесь. Не затем, что мне будет жаль столь респектабельную особу – просто мне будет неудобно, если вы утонете!»

Впервые я увидел нечто человеческое на лице Деборы – дрожь негодования; спицы в её руках слегка дрожали.

– Особа! – сказала Дебора. – Респектабельная особа! И я могу отправляться за борт, если это не повредит её милости! Каково!

Она пропустила петлю, исправила её и сказала:

– Я решила хоть немного побыть в обществе богобоязненного человека.

Слегка ошеломлённый этой незаслуженной данью моей набожности, я смог только поклониться и сказать, что рад её видеть. В дальнейшем выяснилось, что у Деборы есть необходимость оправдаться.

– Вы, несомненно, спрашивали себя, доктор Фенимор, – сказала она, снова успокоившись, – почему это я, богобоязненная шотландка, остаюсь с такой мирской женщиной, как её милость? Я объясню. Как кальвинистка, я верю в предначертание. Я верю, что Бог уже отделил агнцев от козлищ и что сделал он это с самого начала. И неважно, что сделают его избранные: назначение их – небеса. Неважно, добрые или злые поступки совершат те, кого он проклял: их назначение – ад. Я хорошо знаю, что я избранная. И я благонравна, поскольку хочу такой быть. Но если бы я не была такой, это не имело бы никакого значения. Я могла бы стать, – добавила Дебора поразительное признание, – вавилонской блудницей, но моё место по-прежнему было бы на небесах. Мне тяжело это признать, но её милость – изначально проклята. Сколь бы распутной и злой она ни была, она не станет более проклятой, чем уже есть. И её распутство и злоба не могут запятнать меня. К тому же, – добавила Дебора, – она мне очень хорошо платит. Мне кажется, я полностью ответила на вопрос, который вы себе задавали.

Я подтвердил, что полностью.

– Поняв, почему я терплю её милость, вы, несомненно, спросите почему я терплю мистера Бурилова, учитывая отношения, которые несомненно, их связывают.

– Я ничего подобного не спрашиваю, – ответил я, испытывая неловкость. – К тому же это не моё дело.

– Я вам отвечу, – невозмутимо продолжала Дебора, делая очередную сложную петлю в своём вязании. – Потому что он – часть её распутного зла. Сам по себе он ничто, понимаете? И даже если бы был чем-то, он тоже изначально осуждён. Поэтому мне всё равно, кто делает распутное зло её милости полным. И моей избранности это не уменьшает. Я ясно выражаюсь?

– Предельно ясно, – ответил я.

– Были и похуже мистера Бурилова, – продолжала Дебора. – Гораздо хуже, если допустимо сравнивать орудия распутного зла. Я вам расскажу, как они встретились. Её милость была в то время в Штатах, где у неё красивый дом у моря. С мистером Буриловым она уже однажды встречалась в Париже. Он из старинного русского рода. И он беден. Но у него есть друзья, которые дали ему денег, чтобы он поехал в Штаты. Он должен был заплатить им, если его поездка окажется удачной. Он приехал и возобновил своё знакомство с её милостью. Сначала она им не заинтересовалась, хотя он забавлял её своим пением и выходками; но она позволила ему жить в своём доме. Особых успехов у него не было.

– Потом, – продолжала Дебора, откладывая вязание и наклоняясь ко мне, – примерно в два часа ночи в доме не было никого, кроме её милости и меня. Послышался громкий стук в дверь, как при нападении. И мы услышали, как мистер Бурилов кричит, чтобы его впустили. Её милость застонала и вздрогнула, и я спросила, позвонить ли в полицию. Но её милость сказала «Нет». И тут дверь с громким треском разлетелась. Я вся похолодела, но её милость по-прежнему не позволяла мне вызвать полицию. «Я храбрая женщина, Дебора, – сказала она, – и встречу всё, что бы меня ни ожидало». Было слышно, как мистер Бурилов кричит и топает по лестнице. Он появился у входа в спальню её милости и казался очень пьяным, но позже у меня в этом сомнения. Её милость вскрикнула и побежала, мистер Бурилов погнался за ней. Её милость была одета только в шёлковую ночную рубашку. Она пыталась укрыться в дальней комнате, но мистер Бурилов догнал её. Её милость стояла, дрожа, закрыв лицо руками, но она храбрая и не закричала. Тогда мистер Бурилов рассмеялся ужасным смехом, вот так: ха-ха-ха!..

Подлинно демонический смех никак не сочетался с её безмятежным лицом. Я спросил:

– А что было потом?

– Потом мистер Бурилов протянул руку и сорвал с её милости ночную рубашку. Она стояла, дрожа, закрыв лицо, совершенно голая. И что, вы думаете, сделал мистер Бурилов?

Я лёгкой дрожью ответил:

– Вы считаете, вам следует об этом рассказывать, Дебора?

– Я скажу вам, что он сделал, – невозмутимо продолжала Дебора. – Он тоже закрыл своё лицо руками и дважды воскликнул: «Ужасно! О, как ужасно!»

– И бежал! – прошептала Дебора, торжественно кивая головой. – И бежал! – повторила она. – Только тут прорвался праведный гнев её милости, и она велела мне вызвать полицию. Но было уже поздно. Мистер Бурилов исчез.

– Её милость, – продолжала Дебора, – была в ярости. Она приказала отыскать мистера Бурилова. Готова была отправить его в тюрьму. Но три дня спустя ей сказали, что он болен, находится на пороге смерти и очень мучается угрызениями совести от того, что сделал. Он говорил, что когда сорвал с неё рубашку и увидел совершенство её тела, – Дебора фыркнула, – он почувствовал, что совершает непростительное святотатство. Он плакал и просил её прощения, чтобы умереть счастливым. Ну, её милость была очень тронута. Она послала за мистером Буриловым и снова приняла его в своём доме… И мистер Бурилов подозрительно быстро поправился, – резко сказала Дебора, – её милость купила ему новый гардероб, и скоростной катер, и собаку, и с тех пор они в очень-очень дружеских отношениях.

Дебора смотрела на меня своими невинными безмятежными глазами, лицо её ничего не выражало.

– Мне кажется, вам не следовало мне об этом рассказывать, Дебора, – неловко сказал я.

– Ну, – сказала Дебора, переходя на свой шотландский акцент, – священнику и врачу можно говорить то, чего не скажешь никому другому. И я много ещё что могу рассказать. Например, как леди Брустер-Филлон украла молодого мистера Макдональда у её милости и два дня и две ночи продержала его без сна, заставляя расчёсывать свои волосы. Да, а ведь её милость поклялась матери молодого мистера Макдональда сохранить его невинность любой ценой. Хотите послушать?